1. Немного странная причуда

Вечер. Сегодня Карло Савио не подковывал лоша­дей. Вместе со всеми и он спустился в долину, до уста­ли работал лопатой на выжженной, твердой земле. Скоро нужно будет сеять,- ведь в деревушке Мориальдо так мало лошадей, что ему, кузнецу, никогда не хватает работы, а именно ради работы он и уехал из Рива ди Кьери.

Он возвращается домой усталый; его морщинистое лицо покрыто потом.

Это тяжелый и неблагодарный труд, и семья кузнеца живет впроголодь. Маленькое государство Пьемонт со­бирает молодежь и деньги: впереди - война славного 1848 года. Но на полях Мориальдо не пожнешь славы: уро­жаи хлеба небогаты, а правительственные налоги отби­рают едва ли не последние деньги.

Вот об этом и думает с печалью Карло Савио, воз­вращаясь вечером домой.

Но вот его лицо освещает улыбка: он знает, что за поворотом его поджидает его малыш, Доменико.

А вот и он. Громко вопя, мальчуган кубарем скаты­вается навстречу отцу, берет его за руку, отбирает лопа­ту, и в конце концов, отец сажает сынишку на закорки.

Вместе они идут к маме Бриджиде: она уже накрыла на стол и ожидает их, стоя на пороге.

Так каждый вечер, откуда бы отец ни возвращался - с полей или из мастерской, если так можно назвать его скромную кузницу.

Карло вспоминает то, что он слышал столько раз: кажется просто невероятным, что такое мог сказать шестилетний малыш: "Папочка, как вы устали, верно ведь? Вы работаете ради меня, а я только на то и гожусь, что­бы приносить вам огорчения; но я попрошу доброго Бога, чтобы Он сделал вас святым, а меня хорошим".

Огорчения... Когда же Доменико приносил отцу огор­чения? Карло Савио не удается вспомнить ни единого раза. Вот они в кухне; Доменико берет стул, несет его отцу, а сам забирается к нему на колени. И вскоре, уже за сто­лом, Доменико первым поднимает руку ко лбу, чтобы пе­рекреститься и прочесть молитву...

Карло Савио вспоминает, что однажды Доменико от­колол - таки номер, и в тот момент отцу даже показа­лось, что это уж чересчур. К обеду к ним пришел один человек, и за разговором сел за стол и, как ни в чем ни бывало, принялся есть. Доменико поднялся, взял свою миску и пошел есть в уголок. Отец сразу ничего не ска­зал мальчику; но, когда гость ушел, потребовал объяс­нений. И Доменико - он еще не умел правильно гово­рить - ответил: "Да ведь этот человек вовсе нехристь, и креститься - то не умеет перед едой, и не хорошо нам быть вместе с ним". Вот это и была единственная причуда, ко­торую припоминал Карло Савио, размышляя о своем сыне Доменико. Немного странная причуда.

 

 

2. Одетый в черное друг

Капеллана Мориальдо звали дон Джованни Дзукка (по-итальянски это значит «Тыква»). Имени себе, конечно, не выбираешь, но священник он был отличный.

Когда он приехал служить капелланом в Мориаль­до, семья Савио произвела на него сильное впечатле­ние.

Отец, Карло Савио, был человеком безукоризненной честности, а мать, Бриджиду Гайато, можно было на­звать просто ангелом во плоти.

Они были родом из Мондонио в провинции Асти. Не­сколько лет жили в Рива ди Кьери; там в 1842 году и родился Доменико. Потом, желая уйти от большой бед­ности, супруги приехали в Мориальдо. Здесь родился и день спустя умер их третий ребенок. Но потом одна за другой появились Раймонда и Мария, сестренки Доме­нико; они подрастали крепкими, живыми девчушками.

Отец, совсем неграмотный, был, однако же, хорошим кузнецом, и немного подрабатывал батраком. Матушка Бриджида работала портнихой и вела хо­зяйство. Простая, работящая женщина, она учила детей работать и молиться.

Капеллан частенько видел, как Доменико приходил в церковь; его маленькая ручонка покоилась в большой руке отца. Может быть, он никогда не разговаривал с малышом; но как-то, в зимнее утро 1847 года, они под­ружились.

Дон Джованни пришел на первую утреннюю мессу, завернувшись в плащ. Было очень холодно, и священ­ник подумал, что вряд ли кто-то придет сегодня на его мессу. Но на ступенях лестницы он еще издали увидел что-то, похожее на маленький сверток. Священник по­дошел поближе. Сверток оказался малышом; он стоял, положив головку на дверь церкви, и молился. Это был Доменико Савио. Священник застыл от изумления:

- Доменико, что ты здесь делаешь? Мальчик вздрогнул; он весь закоченел.

- Жду, когда начнется Месса,- ответил он.

- Входи, входи же, холодно! Пойдем, уберем алтарь.

В тот год Доменико (ему исполнилось всего лишь пять лет!) научился помогать капеллану во время мессы. Он подымался на цыпочки, чтобы поднести к алтарю огром ную книгу. Он хотел сам нести Библию: ведь в ней было слово Господне!

Дон Джованни и Доменико подружились. Когда они встречались на улице, Доменико бежал навстречу свя­щеннику. Много раз священник встречал ребенка рано утром у церковных дверей: он ожидал, пока начнется свя­тая Месса. «А ведь порою», писал позже сам капеллан, - «земля была покрыта грязью, шел дождь или снег».

В своей тетрадочке для заметок дон Джованни писал немного вычурным слогом начала XIX века: "Вот от­рок, подающий большие надежды. Да возжелает Бог от­крыть перед ним путь, на котором бы столь драгоцен­ные плоды могли созреть ".

 

3. Возьми ранец и иди

1848 год. Пьемонтская армия переходит через Тичино: завязываются грандиозные сражения с австрийски­ми войсками. Началась первая война за независимость Италии.

Вся Италия вооружилась. Мальчишки в полях игра­ют в войну. Юноши вступают в армию, уходят воевать. Опустели Гойто, Монзамбано, Пастренго, Пескьера. Но вот первое тяжкое поражение при Кустоцце. Затем при Новаре. Войско разгромлено, Пьемонт занят вражеской армией, Карл Альберт отправляется в изгнание.

В эти горькие, тягостные дни Пьемонт начинает все сначала.

Крестьяне возвращаются в поля, а рабочие - на фаб­рики, чтобы трудиться, чтобы хоть немного поправить дела в государстве, разоренном войной.

В ту печальную, молчаливую осень 1848 года До­менико начинает учиться в первом классе начальной школы.

Зажав подмышкой две книги и затаив в сердце пе­чаль, мальчуган шагает в единственную в селе школу. Учителем в ней его большой друг, дон Джованни Дзукка. В Мориальдо имеются только два класса: пер­вый младший и первый старший, и дон Дзукка учит в обоих.

Товарищи Доменико - ребятишки из Мориальдо; им привычнее работать лопатой и мотыгой, чем книжка­ми, и они такие же шумные и непоседливые, как и все школьники в мире.

В те дни в полях заканчивался сбор винограда, крес­тьяне несли кадки, полные спелых гроздьев. Потом в до­линах появился туман, а на улицах выпал снег. Доме­нико по-прежнему ходил в школу и учился.

Наверное, интересно было бы рассказать о различ­ных приключениях, об удивительных случаях, о пора­зительных событиях, случившихся с Доменико Савио, как это часто встречается в романах и в комиксах. На самом деле "настоящая" жизнь была совсем не такой, какую выдумывают романисты: в ней все обыкновенно, происходят совсем обычные события, люди исполняют свой долг, а ребята стараются хорошо делать уроки.

Много лет спустя учитель Доменико, вспоминая об этом его первом школьном годе, писал: "Он тоже начал ходить в школу, и поскольку был наделен немалым умом и усердно исполнял долг, в короткое время он сделал нема­лые успехи в занятиях. Ему приходилось разговаривать с юными хулиганами и безобразниками, но я никогда не ви­дел, чтобы он с кем-нибудь ссорился. Если даже и случался какой-либо спор, Доменико, терпеливо перенося оскорбле­ния товарищей, тотчас же удалялся от них. Я не запом­ню также, чтобы он принимал участие в рискованных раз­влечениях, или чтобы хоть чем-либо доставлял мне беспо­койство. Многие товарищи звали его с собой посмеяться чад пожилыми людьми, бросить в них камнями, воровать в садах яблоки или творить еще какие-нибудь проделки в полях; но Доменико всегда умел отказаться и порицал их поведение ".

Перечитаем эти строки повнимательнее: "юные ху­лиганы... рискованные развлечения... беспокойство в школе... насмешки над стариками... бросаться камня­ми... воровать яблоки... проделки в полях..." Ведь это случается ежедневно, повсюду, так всегда поступают все маленькие хулиганы во всем мире!

А что же Доменико Савио? "Он всегда умел отка­заться": четыре простых слова, но на самом-то деле, тре­буется немалый героизм, чтобы так себя вести: ты, на­верное, и сам это знаешь. Вот это и было первое боль­шое приключение Доменико в первый школьный год: ему пришлось впервые познакомиться со скверными то­варищами. Так случается со всеми мальчиками на све­те. Но, в отличие от большинства мальчиков на свете, он "терпеливо переносил оскорбления", "отказывался принимать участие в хулиганских выходках": одним словом, он не поддался злу, а умел победить его.

Пройдут годы, и вот другие ребята, кто поначалу был героем, как и он, в конце концов, поддадутся злу; Доме­нико по-прежнему останется победителем. Именно по­этому сегодня мы почитаем его, как Святого: он всегда умел побеждать.

Дон Дзукка запамятовал одну подробность: в те годы в школах учитель пользовался розгой; и он сам, как и все учителя, нередко "выбивал пыль" из самых дерзких шалунов. Происходило это частенько.

Как-то двое школьников, как всегда, набедокурили; дон Джованни схватил розгу, и на глазах у всех ребяти­шек здорово отхлестал шалунов. Видя, как оба плачут от боли, расплакался и Доменико, а своему другу, кото­рый спросил его, отчего он плачет, ответил: "Уж лучше бы учитель меня отстегал!"

 

4. Ему только семь лет!

В 1849 году Доменико идет во второй класс школы. Никаких новостей? Есть одна новость: то, что случилось 8 апреля.

В те годы детей приводили к первому причастию в двенадцать, самое раннее - в одиннадцать лет.

Но однажды, встретившись с несколькими священни­ками из близлежащих деревень, дон Джованни сказал им: "Послушайте, здесь у меня есть мальчуган семи лет, такой умный и благочестивый, как ангелочек! Быть мо­жет, я могу уже допустить его к первому причастию?"

Священники захотели увидеть мальчика и расспро­сить его.

Результаты беседы изумили их. "Хорошенько пораз­мыслив над столь явными познаниями, над умом Доме­нико и его горячим желанием быть с Богом, - пишет его учитель, - они решили отбросить все препятствия и до­пустить мальчика к первому причастию".

И дон Джованни смог объявить Доменико: "8 апре­ля, в Пасху, я преподам тебе первое причастие".

Узнав эту новость, сельчане зароптали: "Первое при­частие. Да ведь ему только семь лет!"

Но тем, кто считал, что дон Джованни неправ, До­менико Савио доказал, что и в семь лет можно уметь с достоинством принять Иисуса.

В те дни он подолгу оставался в церкви, созерцая ал­тарь и беседуя с Господом.

И вот пришла Великая Суббота 1849 года. Празднич­но зазвонили колокола в деревне: Христос воскрес!

Матушка Бриджида суетится: в этот праздник дома все должно сверкать и блестеть! Завтра Пасха, завтра у ее малыша будет великий день!

Доменико дождался, пока мама присела на минутку отдохнуть, и подошел к ней: "Мамочка, - говорит он,- завтра я приму первое Причастие! Простите меня, если я вам приносил огорчения... Обещаю вам, что теперь я ста­ну вести себя гораздо лучше, буду внимательным в шко­ле, а дома буду всегда слушаться и уважать вас".

Матушка Бриджида никогда не знала никаких огор­чений со своим Доменико. "Будь спокоен, сынок. Моли Господа, чтобы Он сохранил тебя в благости, и молись за меня и за папу".

 

5. Встреча и завет

Первое причастие было событием столь торжествен­ным, что его отмечали не в маленьких сельских церквуш­ках, разбросанных там и сям на холмах; все спускались в Кастельнуово, в большую приходскую церковь свято­го Андрея.

Отцы, гордясь своими роскошными усами и своими отпрысками, спускались по деревенским улочкам и встречались на большой дороге, которая вела к церкви.

Все удивлялись, видя и Карло Савио со своим тще­душным, бледным малышом.

Церковь вся сверкала. Вначале священники прини­мали исповеди, подготавливали детей к первому при­частию; потом отслужили Мессу и преподавали первое Причастие.

Вспоминая этот день, Доменико говорил: "О, для меня это поистине был самый прекрасный, самый вели­кий день!

Вернувшись домой, он взял перо и лист бумаги, и крупными неровными буквами, как пишут маленькие дети, написал, проявив сильную, решительную волю:

Воспоминания о моем первом Причастии:

1)        Я буду часто исповедоваться и каждый раз, как
исповедник мне разрешит, буду принимать Причастие.

2)        Я желаю святить праздничные дни.

3) Иисус и Дева Мария будут моими друзьями.

4) Лучше умереть, чем грешить!

 

Пройдут годы. Сраженный тяжелой болезнью, Доменико умрет совсем юным. Он не оставит нам, в отличие от других святых, умных книг, где говорится о Боге. Он оставит только вот эти несколько строк, написанных еще не сформировавшимся почерком второклассника. Это -его "договор завета" с Иисусом.

Он оставил его всем детям в мире.

 

6. Долгая дорога и босые ноги

Прошли два школьных года.

Все товарищи Доменико, с радостью отбросив перо и книги, брали лопаты и отправлялись в поля.

Но он был еще таким маленьким, выказал такой не­дюжинный ум и желание учиться, что жаль было отправ­лять его в виноградники. Правда в Мориальдо не было других школ. Школы были в Кастельнуово, однако до Кастельнуово было целых "две мили", как тогда гово­рили, то-есть, пять километров. А в 1850 году автобусов еще не существовало...

Что же делать? Дон Джованни Дзукка сказал Карло Савио:

- Оставьте его у меня. Пусть поучится еще годик, я научу его еще кое-чему; а тем временем, может, подвер­нется какой-нибудь удобный случай.

Так Доменико Савио остался на второй год в стар­шей группе первого класса, хотя он и был первым уче­ником. Он остался не на один, а на целых два года. Так он смог научиться кое-чему сверх программы, а тем вре­менем немного подрос и окреп.

Но вот ему исполнилось десять лет. Невозможно было бесконечно оставаться на второй год в старшей группе первого класса; и вместе с тем, все яснее оказывалось, что Доменико не годился в крестьяне. Что же было делать?

Когда у Доменико спросили, что он об этом думает, он ответил:

- Был бы я птичкой, я бы летал по утрам и вечерам в Кастельнуово, чтобы учиться в школе...

В конце концов, так и решили: пусть он ходит утром и вечером в Кастельнуово.

Взвалив на плечи ботинки и идя по пыльной дороге босыми ногами, Доменико шагал в городскую школу. Пять километров утром и столько же - вечером. А ему было десять лет!

Дороги были не асфальтированы: обычные деревен­ские тропинки. Порою шел дождь, дул ветер, припекало солнце. Шагая мелкими шагами, мальчик повторял школьные уроки: ведь пока он шел, а потом учился в клас­се, времени на домашние задания оставалось совсем не­много!

И все же учитель Доменико в Кастельнуово, дон Алес-сандро Аллора, писал о нем: "Он делал поразительные успехи в учении, и постоянно был первым в классе. Та­кой прекрасный результат следует приписать не только недюжинному уму мальчика, но и тому, что он сильно любил учиться и был добродетельным".

Крестьяне, работая среди виноградных лоз, или со­гнувшись над рядами пшеницы, по временам поднима­ли голову.

Что это за мальчуган, ведь он совсем маленький? И куда он ходит один - одинешенек каждый день?

Да это же сынишка Карло, кузнеца! Он в школу идет.

В школу? - с удивлением повторял какой-нибудь старик. - Мало ему нашей школы, в Мориальдо? Кем же он хочет стать?

- Да говорят, он хочет стать священником.

Однажды один крестьянин, который тоже шел в Кас­тельнуово на рынок, спросил малыша:

- А ты не боишься идти совсем один по этим доро­гам?

Нужно сказать, что в те времена воры и разбойники вовсе не были выдумкой. Порою они и в самом деле встре­чались.

- А я не один, - ответил Доменико. Меня всегда ох­раняет мой Ангел - хранитель.

Крестьянин поразился.

- Но ты же, наверное, здорово устаешь по такой жаре!

- Нет, вовсе не устаю, ведь я работаю на хозяина, и Он мне хорошо платит.

- И на кого же ты работаешь? Кто твой хозяин?

- На Господа, а Он платит даже, если кто из любви к Нему даст кому-то стакан воды!

Потом этот крестьянин множество раз рассказывал о той встрече.

 

7. Свежий ручеек

Пришло лето; кончал первый школьный год Доме­нико в Кастельнуово. Порою жара просто давила.

Как-то после школы один товарищ подошел к Доме­нико:

- Идешь сегодня с нами?

- Куда?

- Мы идем купаться!

- Но мне нужно возвращаться домой.

И нам тоже, мы быстро искупнемся! Когда хоро­шенько выкупаешься, жара проходит, хочется есть и чув­ствуешь себя лучше. Идем!

Доменико немного сомневался в этом; но в конце кон­цов, согласился. В полях, в тени шелковичных деревьев, вился свежий ручеек. Ребята побросали одежду на траву и бросились в воду. Доменико, вначале радостный, вдруг загрустил. Мальчишки понемногу разошлись, и от их грубых шуток ему стало не по себе.

Спустя несколько минут он вышел из воды, оделся и пу­стился по дороге к дому. Его товарищи все еще играли в воде.

В тот вечер мальчуган все рассказал матери и спро­сил ее, хорошо ли он поступил или плохо. Синьора Бриджида велела Доменико больше туда не ходить: он мог утонуть. В том спокойном с виду ручейке тонуло много народу: достаточно было зазеваться, поскользнуться, по­пасть в омут. Но самое главное, без родителей, да еще и в обществе этих ребят, он мог обидеть Господа.

Доменико послушался. Через несколько дней товари­щи опять спросили его:

- Идем с нами купаться?

- Нет, спасибо. Мне нехорошо будет.

- Да что ты! Мы тебя научим плавать, идем же!

- Нет. Я не пойду, потому что иначе могу обидеть Господа.

- Да кто это тебе сказал? Не видишь, что ли, все мы идем купаться!

- Это вовсе ничего не значит. Во всяком случае, снача­ла я спрошу разрешения у мамы, и если она мне разрешит...

- С ума ты сошел? Скажешь маме! Да если наши ро­дители об этом узнают, нам достанется!

- Если наши родители недовольны этим, значит, это нехорошо, поэтому я не пойду. Вы уже однажды меня надули, зачем же вы хотите надуть меня еще раз? По-моему, вам лучше тоже не ходить купаться.

Вот как Доменико, в отличие от других смельча­ков, которые в обществе забияк ведут себя, как мышо­нок в лапах кошки, сумел ответить товарищам с дос­тоинством и поступить так, как он хотел, а не так, как хотели другие.

Но такому маленькому, хрупкому мальчугану, как Доменико, было непосильно каждый день ходить десять ^; километров в школу и обратно.

И вот однажды Карло Савио решился. Дважды он уже переезжал в новое место: из Мондонио в Рива, а из Рива в Мориальдо. Теперь он решил вернуться в Мон донио.

Там тоже были школы, как и в Кастельнуово, и Доменико не нужно будет каждый день так далеко ходить. Да и работу в Мориальдо кузнец находил все с большим  трудом, так что приходилось искать где-нибудь в другом месте.

Доменико пошел попрощаться с капелланом, с друзьями, в последний раз сходил в церковь: здесь он узнал Господа и полюбил Его; и, наконец, вместе с родителями уехал.       

В Мондонио Савио были у себя дома: здесь они родились, здесь жило много их родственников. Доменико нашел нового учителя, дона Кульеро, и новых приятелей. Он с удовольствием продолжил учиться. В классе был еще один хороший, умный мальчик, Франческо Деидери, и ребята вскоре подружились. Дон Кульеро сразу же понял, каким прекрасным мальчиком был Доменико Савио, и полюбил его. Впрочем, он любил и Деидери, да и всех других своих учеников.

Нужно сказать, что и в классе дона Кульеро, как и во всех в мире школах, были хулиганы. Они нередко устраивали всякие выходки. Дон Кульеро, как каждый учи­тель того времени, умел как следует выпороть шалунов розгой, а нескольким уже пригрозил, что исключит из школы.

В морозные зимние дни школу согревала большая коптившая печка. Каждый ученик должен был принес­ти по несколько поленьев, чтобы протопить печь. Как-то раз дон Кульеро задержался, на улице шел сильный снег, и в классе тоже было не слишком тепло.

Двое шалунов (они как раз уже были в черном списке), вполголоса поговорив о чем-то, выбежали за дверь. Они вернулись с двумя большими комьями снега, и, не успели остальные ребята и глазом моргнуть, забили ими печку. Повалил сильный дым; потом из печки побежал ручеек воды, разлился по всему полу. Шутка была дурацкая.

В этот момент как раз и пришел дон Кульеро. Он уви­дел, что из печки течет вода, подошел к ней с мрачным лицом, открыл дверцу... Потом в негодовании обернулся к классу.

- Теперь у нас, конечно, будет очень тепло, так? Кто это наделал? - голос был очень сердитый.

Виновники переглянулись в страхе: если кто-нибудь их выдаст, их непременно выгонят из школы! Как быть? Знаками они договорились свалить вину на другого. С наглым видом один из низ поднимается и пальцем по­казывает на Доменико Савио: "Это все он!" Его това­рищ подтверждает: "Ну да, это Доменико!"

Дон Кульеро как будто с неба упал:

- Доменико! Ты! Вот уж никогда бы не поверил! Доменико не сразу понял, в чем его обвиняют. Он тоже немного опоздал из-за снегопада, и даже не заме­тил, что случилось. Потом он понимает: ну да, в печку снега накидали. Он вскакивает с раскрасневшимся ли­цом, обводит взглядом ребят: неужели никто его не за­щитит? Ведь все же видели! Но ни у кого не хватает му­жества защитить его, потому что эти двое - здоровые верзилы и могут вздуть. Учитель продолжает:

- Ну, хорошо, что это твоя первая проделка. Иначе я бы тебя выгнал из школы!

Доменико опускает глаза, стискивает кулаки. Дос­таточно одного слова, только одного слова, и он ра­зоблачит настоящих виновников. Но ведь учитель же сказал: "Если бы это была не первая проделка, я бы тебя выгнал!" Нет, Доменико не хочет, чтобы ребят выгна­ли. А учитель все продолжал читать нотацию, а потом приказал Доменико стать на колени посреди класса. Но вот, когда уроки закончились, один из мальчи­ков, видевший все, больше не может молчать. Он совсем не ябедничает: ведь нужно же, наконец, чтобы учитель узнал правду! Он подходит к дону Кульеро и рассказы­вает ему все.

И опять учитель словно падает с неба:

- Но почему же... Ведь мог он мне сказать всю прав­ду, бедный малыш...

На следующий день, чувствуя себя виноватым отто­го, что наказал невиновного, учитель подзывает Доме­нико к себе:

- Почему же ты мне не сказал, что это не ты натво­рил?

Доменико улыбнулся:

- Неважно. Я подумал, что вы их непременно выго­ните из школы, а я не хотел этого. Я надеялся, что меня вы простите. А еще... я подумал об Иисусе... ведь Его тоже несправедливо обвиняли...

Дон Кульеро не нашелся, что сказать. Он подумал, что Доменико - слишком хороший мальчик, и нельзя остав­лять его в какой-то деревушке. Учитель подумал о Доне Боско. Доменико нужен был именно такой наставник.

 

 

 

 

 

 

 

9 Восемь минут на страницу

 

Дон Боско был священником из Кастельнуово. В ра­бочем районе Турина, неподалеку от того места, где ве­шали приговоренных к смерти, где улочки окраины, пользовавшейся дурной славой, кончались в полях и заболоченных лугах, среди лачуг бедноты он открыл "Ораторий".

Поначалу Ораторий казался сборищем шалунов, и иногда около него прохаживались часовые с ружьем на караул; из Оратория неслись такие крики и такой шум, что казалось, с минуты на минуту должен вспыхнуть ка­кой-нибудь мятеж.

Но постепенно о мальчиках Дона Боско в Турине ста­ли говорить с уважением: когда они шли группой в ка­кую-нибудь городскую церковь, они молились и пели чу­десные песни. А потом разнесся слух, что в этих бедных стенах, в шумных, полных веселья дворах, Дон Боско открыл "фабрику священников".

И в самом деле, священники посылали ему бедных де­тей, кто не мог учиться в семинарии, и Дон Боско, не ос­тавляя своего Оратория, открыл также школу для них.

Дон Кульеро был земляком и другом Дона Боско; вот он и подумал, что Доменико Савио будет хорошо у та­кого воспитателя.

Как только у него выдался свободный день, дон Ку­льеро надел шляпу и отправился в Турин.

Увидев его, Дон Боско бросился ему навстречу и об­нял. Они были товарищами по семинарии, и закадыч­ными друзьями:

Старина, как я рад тебя видеть! Какими ветрами тебя принесло в наши края?

Вот, пришел посмотреть, как ты справляешься с этими пострелятами. И еще хочу тебе сделать отличный подарочек.

Какой же подарок?

Мне говорили, что, кроме пострелят, ты принима­ешь в Ораторий и хороших мальчиков, кто собирается в будущем стать священником. Вот я и подумал прислать к тебе одного такого мальчика. Он из Мондонио. Зовут его Доменико Савио. Здоровьем не блещет, но могу по­биться о заклад, что ты никогда не встречал такого ре­бенка! Настоящий святой Людовик Гонзага.

—       Ты, пожалуй, преувеличиваешь! Во всяком случае, я согласен. В октябре я приеду в Кастельнуово с моими ребятами, на праздник Розария. Представь мне твоего Доменико и его отца. Поговорим, посмотрим, что он за мальчуган.

2 октября 1854 года. Во дворике перед домом, где жил брат Дона Боско, происходит их первая встреча.

Дон Боско был так поражен, что позже описал ту встречу во всех подробностях, как будто записывал на магнитофонную пленку. Он пишет стилем XIX века, но так живо описывает сцену, что кажется, будто мы ее ви­дим воочию.

"Было раннее утро первого октябрьского понедель­ника, когда я увидел мальчика в сопровождении отца. Он подошел, чтобы побеседовать со мною. Его испол­ненное радости лицо, веселый и вместе с тем полный по­чтения вид сразу же привлекли к нему мой взор.

—       Кто ты, - спросил я у него, - и откуда?

—       Меня зовут, - ответил он, - Савио Доменико, мой учитель дон Кульеро говорил вам обо мне, мы из Мон­донио.

Тогда я отозвал его в сторонку, и, когда мы загово­рили о его учебе, о том образе жизни, который он вел, мы прониклись полным доверием друг к другу, он ко мне, а я к нему.

Я узрел, что этот отрок наделен душою по образу Гос­подню, и немало поразился, что в столь юном возрасте Божественная благодать уже совершила столь многое в нем.

После довольно продолжительной беседы, и прежде, чем я позвал его отца, он сказал мне буквально следую­щие слова:

—       Ну, что вы обо мне думаете? Вы повезете меня учиться в Турин?

—Мне кажется, что ты - хорошая материя.

—А на что может пригодиться такая материя?

 

—Можно сшить из нее чудесное платье и подарить его Господу.

—Так, значит, я - материя, будьте же вы портным: возьмите меня с собой, и сшейте чудесное платье для Гос­пода.

—       Боюсь, не слишком ли ты хрупок для занятий.

—Не бойтесь этого: если Господь давал мне до сей поры благодать и здоровье, то и в будущем Он поможет мне.

—Но когда ты закончишь изучать латынь, чем ты хочешь заниматься?

—Если Господь дарует мне такую благодать, я горя­чо желал бы принять духовный сан.

—Хорошо; теперь я хочу проверить, довольно ли у тебя способностей к занятиям. Возьми вот эту книгу (это был томик Католического Чтения), прочитай сегодня вот эту страницу, а завтра придешь и расскажешь ее мне.

Сказав это, я оставил его забавляться с другими маль­чиками, а потом стал беседовать с отцом. Прошло не бо­лее восьми минут, когда Доменико, улыбаясь, подходит ко мне и говорит:

—       Если можно, я сейчас расскажу вам эту страницу. Я взял книгу, и, к моему изумлению, заметил, что он

не только внимательно прочел указанную страницу, но и отлично понял, о чем там шла речь.

—       Молодчина, - сказал я, - ты предварил твой урок, а я предварю мой ответ. Да, я повезу тебя в Турин, и с этой минуты ты будешь среди моих возлюбленных де­тей; начни и ты сейчас же молиться, чтобы Бог помог тебе и мне совершить Его святую волю.

Не зная, как лучше выразить свою радость и благо­дарность, он взял мою руку, несколько раз поцеловал ее, и, наконец, сказал:

— Надеюсь вести себя так, чтобы вы никогда не мог­ли пожаловаться на мое поведение.

Вспоминая тем вечером слова дона Кульеро, Дон Бос­ко пришел к заключению, что они были не слишком пре­увеличены. Если бы святой Людовик родился среди монферратских полей и был сыном крестьянина, должно быть, он был бы в точности таким, как этот улыбающийся маль­чуган, желавший стать "хорошим платьем для Господа".

 

10. Необычный обмен

 

29 октября 1854 года.

Доменико собрал в узелок свои книжки и белье. Мать приготовила ему кулек пирожков поесть в дороге. При­шло время проститься.

Доменико долго целует маму, сестер и братьев; а по­том выходит на тропинку между полями: по ней нужно пройти до большой дороги, ведущей в Турин. Отец про­вожает его.

Для мальчика это первая разлука с матерью, и он очень чувствует ее, хотя и мечтает о Турине и об Орато­рии, как о каком-то Рае.

Но матушка Бриджида страдает еще сильнее: уходит ее самый любимый сын. Он такой хрупкий, такой не­жный! Как всякой матери, город кажется ей каким-то громадным, шумным механизмом, в котором ее сыноч­ка может подстерегать любая опасность.

И из их маленького белого домика мать смотрит, как уходит вдаль ее сын, маленький странник...

Турин, столица маленького королевства Сардинии ^и Пьемонта, встречает Доменико шумом тысяч экипажей, красочными вывесками лавок, веселыми криками ярмарочных зазывал с Порта Палаццо.

Отец и сын спустились к Вальдокко, пройдя мимо страш­ной круглой площади, на которой вешали приговоренных к смерти. Наконец, они подошли к двери Оратория.

Пройдя через двор, где было полно шумевшей, бегав­шей, смеющейся детворы, они поднялись по маленькой лестнице и постучались в дверь кабинета Дона Боско, а затем вошли.

Доменико огляделся вокруг: то была очень бедная, но чистенькая комната. Книжный шкаф, стол, завален­ный письмами и бумагами, а у стены - табличка с таин­ственной фразой, написанной большими буквами по-латыни: Da mihi animas, cetera tolle.

Когда отец ушел, Доменико попытался справиться со своим волнением и сказал Дону Боско:

—       Я впервые расстаюсь с мамой и папой. Но я не гру­щу: ведь вы мне поможете!

Потом, победив свое смущение, мальчик спросил, что обозначала фраза, написанная на табличке. Дон Боско помог ему перевести: "Господи, дай мне души, все ос­тальное возьми Себе!" Дон Боско выбрал себе этот де­виз. Будучи человеком блестящего, глубокого ума, от­личным писателем и непревзойденным оратором, Дон Боско отказался от карьеры, решив принести Царство Божие молодежи. Он сказал Господу: "Мне не нужны слава, деньги, тихая жизнь. Отдай все это другим. Мне же даруй завоевывать души и приводить их к Тебе". Эта табличка, висевшая на стене его комнаты, была догово­ром, который Дон Боско заключил с Богом.

Поняв эту фразу, Доменико задумался ненадолго, а потом сказал:

—       Понимаю: здесь обменивают не товар на деньги, а меняют души. Надеюсь, что и моя душа тоже будет в этом участвовать.

 

11. Повседневная жизнь

Когда Доменико спустился во двор, его милая улыб­ка, учтивость и доброта сразу же покорили мальчиков, и у него появились первые друзья. Во дворе было 115 мальчишек; заслышав звонок, они тотчас умолкли и под­нялись в классы.

Один из самых гостеприимных ребят пошел вместе с Доменико показать ему Ораторий. Красивее всего в нем оказалась церковь святого Франциска Сальского. Маль­чики вошли в нее. В полутьме Доменико увидел глав­ный алтарь с дарохранительницей и горевшей лампад­кой. Здесь тоже, как и в Мондонио, как в Мориальдо, был Иисус, здесь Он даже казался Доменико еще ближе. Они часто станут видеться, они пойдут дальше, держась за руки... Справа был алтарь Мадонны, украшенный свежими цветами. Теперь Она станет его Матерью вмес­то матушки Бриджиды.

Рядом с церковью был класс с длинными столами и книгами: скоро Доменико познакомится с ними... А ря­дом - маленькие мастерские, портновские, башмачные, плотницкие и переплетные.

Во дворе, у стены, был большой насос, подававший свежую воду: то был "бар" Оратория, где ребята, разго­ряченные игрой, могли напиться. А за ним, рядом с ма­леньким огородом, была кухня. Войдя в нее, Доменико увидел старушку с большим платком на голове.

—       Кто это?

—       Матушка Маргерита, мама Дона Боско. По но­чам она чинит нам одежду, а днем готовит обед.

Старая женщина оставила свой спокойный дом в Бекки и последовала за Доном Боско в Турин, став мате­рью его детей.

Матушка Маргерита скоро познакоми­лась и с Доменико: он жил в деревушке рядом с той, от­куда она была родом, и глядя на него, она вспоминала, каким был ее Джованнино в 13 лет.

Обходя дом, они увидели в маленьком кабинете еще одного священника, сидевшего за столом, заваленным всякими журналами.

—       А это кто?

—       Дон Аласонатти Витторио, священник из Авиль-яна, он недавно приехал. Он помогает Дону Боско, и на­зывают его "префект".

—       А где же школа?

—       Те, кто учатся ремеслам, ходят в мастерские, а кто занимается латынью, уходят в город, к профессору Бонцанино. Ты тоже будешь ходить к нему?

—       Наверное...

Так началась жизнь Доменико Савио в Оратории. В первое время ему пришлось много трудиться, чтобы за­кончить третий класс гимназии и перейти в четвертый. По современным понятиям, он примерно соответствовал второму классу средней школы.

Не так трудно быть молодцом "иногда". В некото­рых исключительных случаях, когда все на нас смотрят, так что у нас появляется просто львиная храбрость, мож­но даже стать героем. Но быть молодцом каждый день, когда никто не обращает на нас внимания, никто нас не хвалит, когда жизнь идет без перемен и кажется скуч­ной, когда приключения сводятся к хорошо выполнен­ному домашнему заданию и к выученному уроку, - вот тогда быть молодцом по-настоящему трудно. Но имен­но в повседневной жизни Доменико Савио и проявил себя настоящим героем.

Дон Боско, внимательно следивший за ним с самого начала, день за днем наблюдал за поведением мальчу­гана во дворе, в школе, в церкви, за столом; он сказал о нем слова, которые, может быть, изумят нас: "С того дня, как Доменико появился, он исполнял свой долг с непрев­зойденной тщательностью ".

Доменико усердно принялся заниматься (опять же это говорит Дон Боско).

Он изучал катехизис и пытался понять его во всех под­робностях.

Он никогда не общался с распущенными, ленивыми, неряшливыми ребятами.

Дружил он с самыми лучшими, работящими, образ­цовыми мальчиками.

Мы можем подумать, что, рассказывая все это о До­менико, Дон Боско немного преувеличивает. Однако все товарищи Доменико, кто был дружен с ним в те годы, кто жил с ним бок о бок, единогласно говорят, что До­менико изумлял всех именно своей постоянной тщатель­ностью во всем.

 

12. "Разразилась холера"

 

В том году, 1854, было особенно жаркое лето. Каза­лось, какой-то тяжелый купол давил на Турин; а тут еще разнеслась страшная новость: началась холера. Ужасная болезнь время от времени приходила в большие города, убивая людей не хуже атомной бомбы; в тот раз она при­шла из Лигурии, где погубила более трех тысяч чело­век.

Король Виктор Эммануил II и вся королевская семья немедленно уехали из Турина в закрытой карете; им уда­лось укрыться в уединенном замке Казелетте.

А в городе свирепствовала болезнь. Тяжелее всего по­страдало предместье Борго Дора; оно было совсем рядом с Вальдокко. За один месяц оказалось 800 больных, и 500 умерли.

Мэр Турина, Нотта, обратился с призывом к смель­чакам: нужно было идти по домам, переносить больных в лазареты, ухаживать за ними. Для спасения города нужно было не щадить жизни.

Дон Боско собрал своих мальчиков и сказал им:

—       Мэр города обратился к смельчакам. Если кто-то из вас захочет идти со мною, чтобы спасти больных хо­лерой, я даю вам слово во имя Мадонны, что никто не пострадает. Пусть только все сохранят благодать Божию и пусть каждый не снимает с шеи медальку с образом Пречистой Девы.

Вызвались сорок восемь старших мальчиков; и нача­лись дни тяжелого труда. Они едва находили время, что­бы поесть немного, а потом шли по улицам, заходили в дома. На сооруженных наспех носилках они переноси­ли больных в лазарет. Но многих уже не нужно было нести. Тогда мальчики ухаживали за ними, скрашивая им последние часы жизни.

С первыми осенними дождями количество больных пошло на убыль. Мальчики Дона Боско, из которых ник­то не пострадал, смогли спокойно вернуться в Ораторий. Несколько человек уехали к себе домой на короткие ка­никулы. Дон Боско поехал в Бекки на праздник Мадон­ны Розария, и 2 октября встретился с Доменико Савио и его отцом.

Однако в начале зимы вновь обнаружились несколько случаев холеры. И вот что случилось с Доменико Савио.

Однажды, идя по улице Коттоленго, Доменико вдруг остановился перед одним домом и стал смотреть на него. Его как будто позвал чей-то голос; мальчик вошел в дом и поднялся по лестнице, не колеблясь, постучал в одну дверь. Показался хозяин дома.

—       Простите, - сказал ему Доменико, - здесь должен быть человек, больной холерой: он нуждается в помощи.

Мужчина удивленно раскрыл глаза:

—Нет, нет, нет здесь никаких больных! Этого еще не хватало!

—Вы уверены?

—Черт подери, совершенно уверен!

—       И все же вы ошибаетесь. Разрешите мне взглянуть? Хозяин как с луны упал. В его семье, слава Богу, все были здоровы. Но мальчуган, казалось, был так уверен в своих словах, что...

—       Ну заходи, заходи. Пойдем, посмотрим. Вот уви­дишь, ты ошибаешься.

Они прошли по всем комнатам, зашли в кухню, в чу­лан. Никого.

—       Может быть, у вас есть еще какая-нибудь комнат­ка, или чердак?

—       Ах, да! - вскричал хозяин, хлопнув себя по лбу. -

Кладовка! Идем!

Они поднялись по лестнице на чердак, в жалкую ко­нуру. В одном углу лежала бедная женщина; лицо ее ис­казила предсмертная мука.

—Скорее, священника! - прошептал Доменико. И стал хлопотать около женщины не хуже санитара.

—Черт возьми, черт возьми! - бормотал бедный хо­зяин, сбегая вниз по лестнице и выбежав на улицу, что­бы позвать священника. Эта бедная женщина давным-давно попросила у него разрешения пожить в каморке; рано по утрам она уходила на работу, а по вечерам воз­вращалась совсем поздно. А он и думать о ней забыл!

Священник пришел как раз во время, чтобы соборо­вать умирающую.

Хозяин, стоя в уголке с шапкой в руках, бормотал

про себя:

—       И как только этот мальчонка узнал о ней?

Зима вступала в свои права, и постепенно случаи за­болевания холерой совсем прекратились. Город вновь вернулся к своей обычной жизни.

 

13. Я отдаю тебе мое сердце!

 

Прошел ноябрь, начался декабрь.

Нечто необычное чувствовалось в Оратории, какое-то странное брожение. Каждое утро многие ребята ис­поведовались с необычайной искренностью. Большой хор распевал радостные песнопения в честь Мадонны.

Началась новена перед праздником Пречистой Девы Марии 1854 года.

Папа Римский Пий IX просил всех епископов в мире ответить, считают ли они необходимым установить дог­мат веры о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Ма­рии. Поскольку все дали утвердительный ответ, Папа объявил, что 8 декабря, в праздник Пречистой Девы Марии, догмат будет торжественно провозглашен.

Весь мир находился в ожидании. Повсюду пробуж­далось почитание Пресвятой Девы и готовились гран­диозные торжества.

Дон Боско, горячо почитавший Деву Марию, каж­дый вечер беседовал о Ней со своими ребятами. В тот год они начали предпраздничную новену с особым усерди­ем.

28 ноября, еще до начала новены, Доменико Савио поднялся в комнатку Дона Боско.

—Доменико, что ты хочешь сделать для Мадонны во время этой новены?

—Во-первых, я хотел бы исповедоваться, чтобы как следует подготовить свою душу. Потом, хочу точно вы­полнить все благочестивые поступки, которые вы нам посоветуете выполнять каждый день новены. И еще хочу вести себя так хорошо, чтобы я мог принимать причас­тие каждое утро.

—       И больше ничего?

—       Еще одно. Я хочу объявить беспощадную войну смертным грехам.

Дон Боско положил руку на голову мальчугана. Вся _еГо жизнь священника заключалась в этих словах ребен­ка: он сам всю жизнь вел беспощадную войну со смерт­ными грехами. Доменико Савио понял его и уже пытал­ся помогать ему в этом.

— Я буду много-много молиться Пресвятой Деве Марии и Господу, - добавил Доменико, - и просить их, что­бы лучше я умер, но не совершил даже простительного греха против целомудрия.

И вот наступило 8 декабря.

Перед огромным собранием кардиналов и епископов Пий IX в Риме провозгласил догмат веры о том, что с самого мгновения своего рождения Пресвятая Дева была свободна от первородного греха. Тучи, затянувшие все небо в Риме, на миг просветлели, и солнце осветило лицо Папы.

Доменико Савио приблизился к алтарю Мадонны, вынул из кармана листок бумаги. На нем были напи­саны несколько строчек, над которыми он долго ду­мал. Этими строчками Доменико посвятил себя Деве Марии, прочитав молитву; теперь она известна во всем мире:

''Мария, я отдаю Тебе мое сердце; пусть же оно на­всегда останется Твоим. Иисус и Мария, будьте же все­гда моими друзьями! Но прошу вас, пусть лучше я умру, чем со мною случится несчастье совершить хотя бы один грех ".

В тот вечер весь Турин сверкал тысячами огней фан­тастически прекрасной иллюминации. С балконов, террас, с набережных реки По свисали сотни, тысячи раз­ноцветных шаров. Люди шли по улицам; громадная "Раздничная процессия направлялась ко храму Девы арии Утешительницы Скорбящих, покровительницы Турина.

Мальчики Дона Боско тоже присоединились к горо­жанам. Они проходили по улицам и пели песнопения своей Небесной Матери.

 

14. Графы и маркизы

 

По утрам в Оратории в Вальдокко всех рано будил колокол. Мальчики вскакивали с постели (конечно, и среди них был сони; они только поворачивались на дру­гой бок...) и бежали к умывальникам: холодная вода про­гоняла сон и всем становилось весело. Ни в дормиториях, ни в других местах не было никаких слуг: кровати все застилали сами, и чем лучше застелешь кровать с утра, тем приятнее будет спать в ней ночью!

Перед завтраком обычно служили мессу, читали ро­зарий Пречистой Деве и час занимались. Но не подумай­те, что на завтрак ребят ожидала миска с горячей кашей или сухарики с маслом: весь завтрак заключался в боль­шом каравае хлеба, который поедали во дворе рядом с насосом (ведь даже зимою хочется выпить глоток - дру­гой свежей воды!).

Потом дети поднимались к себе, брали книжки и бы­стрым шагом отправлялись в школу.

Выйдя из Оратория, они поворачивали налево, и вскоре оказывались на улице Барбару, где их ожидал профессор Бонцанино.

На школьных скамейках уже сидели другие ребята, не бедные и вовсе не низкого сословия: в школе профес­сора Бонцанино обычно учились отпрыски богатых и знатных семей города, и приезжали они каждое утро в каретах.

Вот Доменико и довелось учиться в одном классе с внуками министра Пьетро Деросси ди Санта Роза, с сЫ новьями Брофферио, молодым графом Боско ди Сан Ру фино, с Чезаре и Кориолано из дворянского рода ПоН ца ди Сан Мартино.

Быть может, Доменико терялся в подобном обществе? Вот что писал его преподаватель:

"Я не запомню, чтобы у меня когда-нибудь был более  внимательный, более усердный и более почтительный уче­ник, чем Доменико Савио. Он был образцом во всем. Нельзя было бы назвать его костюм или прическу слишком изыс­канными; по и со своим скромным платьем он был всегда опрятным, воспитанным, вежливым, так что его това­рищи, хотя многие из них были дворянами, с великим удо­вольствием общались с Доменико".

И, поскольку и среди дворян были болтуны, которые не молчали во время урока, и лодыри, которые предпо­читали отдавать свои уроки кому-либо из слуг, профес­сор Бонцанино старался сажать Доменико с кем-нибудь из таких мальчиков. Сидя рядом с крестьянским сыном, который слушал учителя с величайшим вниманием и проявлял необычайное старание, ленивые графские дети и болтливые юные маркизы вели себя лучше.

Граф ди Сан Руфино, наверное, был очень ленив, если много лет спустя он без стыда признавался: "Сколькораз, глядя на Доменико, я с большим вниманием слушал объяс­нения преподавателя..."

 

15. Самое лучшее развлечение

Может быть, Доменико Савио ничего не стоило быть таким примерным? Может быть, и ему хотелось писать на стенках: "Кто прочтет, тот дурак!" или "Долой мате­матику!", бросить латинскую грамматику да побежать посмотреть на зазывал с Порта Палаццо, объесться не­зрелых слив или подложить мышонка в ящик стола, за которым восседал на уроке нелюбимый преподаватель?

Конечно, стоило, да еще и как! Но Доменико был при­мерным, потому что он хотел быть примерным, и еще потому, что каждый день молил Господа помочь ему стать еще лучше.

Он жил в деревне, где "ярмарка" бывала только раз в году, и когда по улицам проходил паяц с трубачом и барабанщиком, все, даже седоусые старики, выбегали, чтобы посмотреть на них. А теперь Доменико дважды в день проходил мимо Порта Палаццо, где зазывалы и па­яцы были каждый день. В команде Доменико не было ассистентов, ведь Дон Боско был один с доном Аласонатти. Мальчику было бы нетрудно сорваться. Можно было бы выдумать какой угодно предлог, а потом - Дон Боско, самое большее, выругал бы его. И кое-кто из его приятелей не упускал случая. Доменико тоже не раз пред­лагали выкинуть какую-нибудь проделку: казалось, если и он будет в этом участвовать, им будет легче. Но Доме­нико умел отказаться и отвечал:

— Для меня самое лучшее развлечение - выполнять мой долг; и если вы - мои настоящие друзья, вы должны помочь мне выполнить его.

Трогательные слова: ведь Доменико просит товари­щей помочь ему хорошо себя вести, потому что и он чувствует свою слабость и знает, что ему тоже нужна помощь.

Но все же однажды Доменико сдался на уговоры товарищей: он тысячу раз отказывался, сжал кулаки и продолжал путь в школу, но... В воздухе зазвенело пение! клоунов: один из паяцев объявил, что сейчас начнется! большое кукольное представление. Товарищи сказали! Доменико: "Один-то раз, только раз, ты тоже можешь! пойти с нами, а?" И Доменико сдался. Он повернулся! спиной к школе и пошел вместе со всеми. Но шел он со­всем недолго: внезапно он почувствовал, что в этот день! Иисус будет им недоволен, и что на следующее утро ой покраснеет, принимая причастие. И Доменико решительно остановился. "Послушайте, - сказал он изумленным товарищам. - Я поступил плохо, что послушался вас! То, что мы делаем, Дона Боско очень огорчит. Я иду в школу. И пожалуйста, сделайте мне одолжение, не уго­варивайте меня больше никогда. Иначе мы не будем дру­зьями".

Несколько минут спустя все входили в школу, и про­фессор Бонцанино смог начать урок.

 

16. Камни и кровь

 

Весной кровь бежит в венах быстрее, и у ребят часто руки чешутся. Случалось такое и в школе, где учился До-менико. Время от времени слышалось: "А ну, выйдем, если ты не трус!", "Вот только выйди, я тебе морду на­бью!" Как только ребята выходили на улицу, ранцы сбрасывались, и начиналась потасовка; а потом, все обо­рванные и грязные, отправлялись по домам, и отцы еще добавляли розог.

Но вот однажды дело стало совсем серьезным. Двое забияк глядели друг на друга волками и нехорошо ру­гались. Потом одному пришла в голову дурацкая мысль оскорбить семью товарища, — а это уж совсем гадко. Ос­корбленный потерял голову и ответил какой-то грубос­тью, и в результате, один по всем правилам вызвал дру­гого на дуэль. Самое ужасное было то, что двое дуэлян­тов не сразу сцепились друг с другом: они так сильно разозлились, и гнев был таким холодным, что решено было встретиться подальше от глаз любопытных, на лугу рядом с Крепостью. Там они собирались камнями раз­бить головы друг другу.

Кто-то узнал о дуэли, но оба прошипели:

— Только попробуйте, проговоритесь, вам же первым и проломим голову! - Они вовсе не думали шутить.

Ссора дошла и до ушей Доменико. Дуэлянты были не из Оратория, иначе Доменико обо всем рассказал бы Дону Боско: он вовсе не боялся сделать так, потому что дело было вовсе не в кляузе и не в ябедничестве. Речь шла о том, чтобы помешать этим двоим нанести друг' другу серьезные увечья.

Если другие, как настоящие трусы, "умывали руки", Доменико подошел к обоим врагам, долго уговаривал их, сказал без обиняков, что они очень обижают Госпо­да. Но он ничего не добился: ему сказали, что была зат­ронута "честь" их семей, а такие оскорбления можно смыть лишь кровью. Тогда Доменико написал каждому записку: он сказал, что если они не прекратят занимать­ся подобными глупостями, он предупредит преподава­теля и их родителей. Мальчишки прочли его записки и сунули их в карман, а после уроков сразу же отправи­лись на луг около Крепости. Их сопровождали "друзья", и вместо того, чтобы попробовать погасить ссору, они только науськивали их друг на друга, чтобы "полюбо­ваться зрелищем".

Каждый из дуэлянтов набрал по пять больших кам­ней, и выбрал себе секунданта. Мальчики ушли вглубь луга и отмерили расстояние в двадцать шагов.

Пока они готовились, кто-то пошел позвать Доме­нико:

—       Дуэль вот-вот начнется! Идем!

Доменико побежал, вошел в круг, где стояли дуэ­лянты.

—       Ну-ка, убирайся! - крикнул ему тот из мальчишек, кто уже схватил первый камень. -Я должен свести счеты вот с этим негодяем, и нечего мне мораль читать!

Доменико печально взглянул на него. Что же делать? И вдруг словно молния пронзила его. Он вытащил ма­ленькое распятие, которое всегда носил на шее, и бро­сился к тому, кто стоял ближе к нему:

—       Взгляни на Распятого! - вскричал он. - А теперь, если у тебя хватит смелости, повторяй: "Иисус умер, про­стив Своих врагов. А я не хочу прощать, я хочу мстить до конца!"

Мальчик посмотрел на него и в изумлении пробор­мотал:

—       А причем тут Иисус?

Но Доменико отмерил двадцать шагов, которые от­деляли его от другого мальчишки, и повторил ему не тер­пящим возражений тоном:

—       Взгляни на Распятого! И, если у тебя хватит сме­лости, повторяй: "Иисус умер, простив Своих врагов. А я хочу мстить!"

Второй оказался смелым мальчуганом, но и у него дух захватило. Тогда Доменико взял его за руку, подо­шел с ним к его врагу:

—       Ну, почему вы хотите изувечить друг друга? По­чему вы решили так огорчить родителей и Господа? Иисус простил тех, кто убил Его, а вы, значит, не може­те простить друг другу оскорбление, совершенное в мо­мент гнева?

Доменико замолчал, но по-прежнему печально смот­рел на обоих врагов, и все сжимал в руке маленькое Рас­пятие. И камни выпали из рук. Дуэль не состоялась. Один из двух дуэлянтов, став взрослым, вспоминал эту сце­ну: "Мне стало так стыдно, что я вынудил нашего доб­рого друга прибегнуть к крайней мере, чтобы помешать этому ужасному происшествию, и я от всего сердца про­стил моему обидчику".

Когда все вернулись, Доменико никому ничего не сказал. Он вновь стал спокойным, опять улыбался. Он проявил себя героем в очень трудный момент. Теперь же он опять становился героем в повседневных вещах, исполняя повседневный долг: а это было вовсе не так легко.

 

17. Волшебная формула

 

Прошло уже полгода, как Доменико жил в Оратории., Кончилась зима, наступила весна; в полях у Вальдокко вновь зазеленела трава, прилетели ласточки.

В ту весну 1855 года Доменико Савио стал мечтать.

А началось все так. В первое апрельское воскресенье Дон Боско прочел проповедь своим ребятам. Дон Боско ! всегда читал прекрасные проповеди, и все с удовольстви­ем слушали его, так как он умел живо описывать собы­тия и говорил простым языком.

В то воскресенье Дон Боско говорил о святости; он разделил свою тему на три части:

1) Воля Божия - в том, чтобы все мы стали святыми.

2) Добиться этого вовсе нетрудно.

3)        Великая награда ждет на небесах того, кто станет святым.

Кто-то из мальчиков, сидевших на скамьях, помор­щился, слушая Дона Боско: святость казалась им делом скучным и недостижимым. Но Доменико Савио слушал с большим вниманием. И мало-помалу, по мере того, как Дон Боско говорил своим прекрасным, звучным голо-; сом, Доменико все больше казалось, что проповедь пред-назначалась только для него. Достичь святости, как юный князь св. Людовик Гонзага, как великий миссио-| нер св. Франциск Ксаверий, как мученики... Доменико| всегда казалось, что это очень трудно, что перед святы­ми стоит столько препятствий; а вот Дон Боско говорил,! что это легко, даже очень легко.

С того момента Доменико стал мечтать, и мечтал он о святости: "Бог хочет, чтобы я был святым; значит, и я хочу стать святым!" Дон Боско сказал, что можно стать святым, даже если ты весел. Хорошо; но каким образом? Может, ему нужно совершать епитимью, как св. Людо­вику, который бичевал себя до крови? Или молиться це­лые ночи, как св. Франциск Ассизский?

Для него все это было невозможно. Если бы он был стар­ца он бы отправился в миссию, как св. Франциск Ксаверий, как апостолы. Но живя среди книжек и учебников, в школе, в трапезной, - как ему сделаться святым?

Доменико забеспокоился, потерял свою обычную ве­селость. Дон Боско заметил это. Как-то он подошел к мальчику:

—       Доменико, как здоровье? Спасибо, хорошо.

—Но ты совсем изменился. Ты перестал смеяться, как прежде: может быть, ты страдаешь от какой-то боли?

—Нет, - отшутился Доменико, - я страдаю от радости!

—       Что ты хочешь сказать?

—       Понимаете, я хочу, мне очень нужно стать святым. Прежде я думал, что стать святым очень трудно. Но те­перь, когда вы сказали нам, что это очень легко, и что все мы можем стать святыми, я обязательно хочу, мне непременно нужно стать святым. Только я не знаю, что делать, как мне себя вести.

Дон Боско улыбнулся. Доменико уже далеко продви­нулся по пути святости, хотя и не думал об этом. Ведь святость - это значит, любить Господа и наших ближ­них: а Доменико очень их любил, даже если ему было нелегко, даже если ему приходилось идти ради этого на немалые жертвы.

И Дон Боско сказал:

Я хочу подарить тебе формулу святости. Слушай меня внимательно. Первое: веселье. То, что беспокоит тебя, что отнимает у тебя покой, идет не от Господа. Но я говорю не о том дурашливом веселье, как бывает у шалунов, а о радости: она рождается из мира с Богом и с Другими. Второе: исполнять долг в отношении учебы и благочестия. Быть внимательным в школе, прилежно ис­полнять уроки, усердно молиться. Но делать все это не ради тщеславия, не для того, чтобы тебя хвалили, а из любви к Господу и для того, чтобы стать настоящим че­ловеком. И третье: творить благо другим. Всегда по­могай товарищам, даже если тебе это очень трудно. В этом - вся святость.

24 июня был день ангела Дона Боско. В Оратории был большой праздник, все ребята хотели выразить ему свою любовь. Дон Боско сказал:

— Пусть каждый из вас напишет на записке, какой подарок он хочет от меня получить. Даю слово, что я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы вы остались довольны.

Читая записки, Дон Боско видел и серьезные, обдуманные просьбы, и забавные, пустяковые, над которы­ми улыбнулся: например, один мальчуган попросил у: него сто килограммов нуги, "чтобы мне на целый год хватило". На записке Доменико Савио были написаны всего четыре слова: "Помогите мне стать святым".

 

18. Митинг во дворе

 

"Творить благо другим", сказал Дон Боско. Да, это: и вправду было очень нужно. В те времена у Дона Боско не было ассистентов, кто играл бы вместе с ребятами во дворе и не давал бы им попасть в какую-либо опасность; или слушать дурные разговоры. Да и двор Оратория мало чем отличался от луга: он находился на открытом месте, и если кто-то хотел придти туда, даже для того, чтобы чем-нибудь навредить ребятам, то он не встретил бы препятствий.

Однажды, когда ребята веселились на перемене, к ним подошел хорошо одетый господин с тросточкой в руках и с котелком на голове. Он взглянул на одну группу мальчиков и решительно направился к ним. Кто-то из них с любопытством смотрел на господина, а он заговорил громким голосом, привлекая внимание даже и тех, кто играл вдали.

Через несколько минут вокруг них собралась неболь­шая толпа. Видя, что его слушало много народа, хоро­шо одетый господин начал самый настоящий митинг, заговорил плохо о священниках, о Церкви, о религии. И вдруг подошел Доменико Савио. Вот он внимательно слушает, пробирается между товарищами и, наконец, подходит совсем близко к оратору. А затем, обернувшись к товарищам, кричит:

— Ребята, пошли отсюда! Вы что, не понимаете, этот несчастный хочет погубить наши души! Давайте играть, оставим его одного!

Случалось еще, что в летнее время кто-нибудь из ре­бят убегал искупаться в речушках Стура  или Дора. Это было небезопасно, потому что кое-где там были омуты, и, конечно, они обижали Господа. Дону Боско не раз приходилось наказывать провинившихся.

Но, несмотря на запрет, в один особенно жаркий день несколько приятелей подмигнули друг дружке и улиз­нули за угол двора.

Доменико заметил их. Стараясь не выделяться, он тоже присоединился к ним, и завел разговор о том и о сем, не давая им уйти. Наконец, ребята потеряли терпе­ние, и самый решительный из них сказал Доменико, что­бы он убирался. Тогда Доменико сказал уже не шутя:

- Я знаю, вы хотите на речку пойти. А я этого не хочу.

- Что тут плохого?

- Да там можно утонуть, а еще вы обидите Господа. И кроме того, вы не слушаетесь Дона Боско, ведь он же запретил ходить купаться. Этого вам мало?

- Но сегодня так жарко! Мы больше не можем тер­петь!

Доменико посерьезнел и медленно сказал:

- Если вы не можете вынести летнюю жару, как же вынесете адское пекло, ведь вы же туда попадете?

И через несколько минут все вновь принялись играть во дворе, а о жаре и думать забыли.

 

19. Трудное ремесло

 

Препятствовать злу не так уж трудно. Гораздо слож­нее - творить добро. Здесь нужны осторожность, мяг­кость, ум: словом, это поистине трудное ремесло. Доме­нико Савио испробовал его, и мало-помалу изучил его в совершенстве.

Порою ему приходилось глотать обиду, переносить оскорбления; иногда (мальчикам это особенно трудно выносить) над ним насмехались. И все же он победил.

Он умел рассказывать анекдоты, всякие истории, приключения. А когда начиналась перемена, и он был среди печальных, недовольных чем-нибудь ребят, кото­рые иногда говорили непристойности, Доменико стано­вился душой беседы. Он шутил, рассказывал о приклю­чениях, с смешных случаях, и постепенно всем станови­лось весело и опять принимались играть. К случаю До­менико мог рассказать какой-нибудь эпизод из жизни святых, и ребятам было о чем призадуматься. Он никог­да не читал нотации: рассказывал интересные, живые эпизоды, умело выбрав и подав их. Так в малых масш­табах он творил всем добро.

Не всегда его рассказы слушали охотно. Однажды не­кто, встав в тот день с левой ноги, проворчал:

—       Тебе-то что за дело до всего этого? Доменико посерьезнел и сказал:

—       Мне есть дело, потому что души моих товарищей искупил Своей Драгоценной Кровью Иисус. Мне есть дело, потому что мы все - братья, и должны любить друг друга и помогать друг другу спастись. И еще мне есть дело, потому что, если я сумею спасти хоть одну душу, я могу быть уверен, что спасу и мою собственную душу.

В субботу многие исповедовались. Дон Боско шел в ризницу, а мальчики шли друг за другом исповедоваться у него. Кто-то исповедовался раз в неделю, кто-то - раз в две недели, еще кто-то - раз в месяц. Но были и такие ре­бята, кто не исповедовался давным - давно. Завидев Дона Боско, они далеко обходили его, удирали.

Доменико узнавал таких ребят по их бегающему взгляду и принужденной веселости. И вовсю старался привести их к Господу.

Он заводил с ними игру в салки, и когда игра была в самом разгаре, шептал: "Пойдешь исповедоваться в суб­боту?" Не желая прервать игру и заводить трудный раз­говор, товарищ отвечал: "Ну, ладно!" И они продолжа­ли играть.

Но, получив обещание, Доменико не отставал от при­ятеля всю оставшуюся часть недели. Каждый день он на­ходил предлог, чтобы напомнить ему о его слове. А когда наступала суббота, он вел друга в церковь, вначале ис­поведовался сам, а потом они вместе благодарили Госпо­да.

Правда, не все всегда бывало так просто. Иногда при­ходила суббота, а приятель не показывался. Но Доме­нико не сдавался: едва завидев его, он подшучивал:

—Ну что, провел меня, да?

—Это я-то?

—Ну да, ты. Ты же мне обещал пойти исповедовать­ся, а сам...

—Да настроения не было.

—Плохи дела. Если у тебя не было настроения, дело нечисто! Ну смотри, ты же все время угрюмый! Послушай доброго совета, пойди, исповедайся! Тебе будет лучше

Многие раньше или позже сдавались на его настоя­ния, и примирялись с Господом.

 

20. Молитвы возчика

 

На пути в школу профессора Бонцанино и обратно школьники из Вальдокко слышали не только ярмароч­ных зазывал и видели не одни вывески балаганщиков. По улицам постоянно двигались кареты, лошади, слы­шались крики, ругань и даже ужасные богохульства.

Однажды один приятель Доменико вдруг увидел, что он снял шляпу и что-то прошептал. Мальчик спросил:

Ты что сказал?

Ты разве не слышал? - ответил Доменико. - Этот возчик помянул имя Господне. Если бы я мог подойти к нему, я бы сказал, чтобы он прекратил сквернословить, только, боюсь, он выругается еще хуже. Так я сказал: Благословен будь Иисус Христос, чтобы хоть немного загладить оскорбление, нанесенное Господу.

В другой раз, проходя по улице Барбару, Доменико услышал, как какой-то извозчик ругался самыми гряз­ными словами. Мальчик не выдержал и подошел к это­му человеку. Он попытался улыбнуться и спросил у него:

—       Извините, пожалуйста, не скажете ли мне, где на­ходится Ораторий Дона Боско?

Увидев улыбающееся личико ребенка, возчик прервал ругань и ответил:

Честное слово, не знаю, мальчик. Извини.

Тогда вы, может быть, могли бы сделать мне дру­гое одолжение?

—       Охотно. Какое же? Доменико прошептал:

—       Вы очень бы меня обрадовали, если бы, когда вы сердитесь, не ругались так ужасно!

Возчика как молнией поразило; потом он пробормотал:

—       Ты прав. Очень плохая привычка!

В другой раз Доменико услышал, как богохульство­вал мальчик лет девяти. Он ссорился с приятелем у две­ри дома, и в пылу ссоры богохульствовал. Доменико так разозлился, что готов был побить мальчишку. Но сдер­жался, подошел к спорщикам, взял маленького богохуль­ника за руку и мягко, но решительно сказал ему:

—       Пойдем.

Рядом с домом была церковь. Они вошли в нее, опус­тились на колени у алтаря:

—       А теперь, сказал Доменико мальчугану, - проси прощения у Господа за то, что ты богохульствовал.

И добавил:

—       Повторяй за мной: Благословен будь, Иисусе, и да будет всегда благословенно Твое святое Имя.

 

21. История Дона Боско

 

Мало-помалу, живя в Оратории, Доменико узнал ис­торию Дона Боско и его центра.

Дон Боско был мальчиком из Кастельнуово. Жил он в деревне Бекки. В девять лет он увидел сон, переменивший всю его жизнь. Вот как он сам рассказал об этом сне.

"В девять лет я увидел сон, и он глубоко запечатлелся в моей памяти на всю жизнь. Во сне мне показалось, что я неподалеку от дома, в просторном дворе, где играло множество мальчиков. Кто-то смеялся, а многие руга­лись. Слыша эти богохульства, я бросился между ними и криками и колотушками заставил их замолчать.

Но в этот миг появился почтенного вида благородно одетый Мужчина. Лицо его столь ярко сияло, что я не мог смотреть на Него долго. Он назвал меня по имени и сказал:

—       Не побоями, а кротостью и любовью ты должен будешь победить этих твоих друзей. Немедленно же рас­скажи им о том, сколь гнусен грех, и сколь прекрасна добродетель.

Смущенный и испуганный, я ответил, что я - всего лишь бедный, невежественный мальчик. В тот момент ребята, прекратив ссориться и кричать, собрались вок­руг Говорившего. Почти не осознавая, что я говорю, я спросил:

—Кто вы, что повелеваете мне невозможное?

—Я - Сын Той, Кого твоя матушка научила тебя при­ветствовать трижды в день. Спроси же Мою Мать, как Меня зовут.

В тот момент я увидел рядом с Ним Даму величествен­ного вида; на Ней был плащ, сверкавший, как солнце. Видя, что я смущен, она сделала мне знак приблизиться, и ласково взяла меня за руку:

—Взгляни! - сказала Она. И, оглянувшись, я заме­тил, что все мальчики исчезли; вместо них оказалась мас­са коз, собак, кошек, медведей и прочих животных.

—Вот где тебе предстоит работать. Стань смиренным, сильным и крепким; и то, что сейчас произошло с этими животными, ты должен будешь сделать для Моих детей.

Я вновь обернулся, и вот, вместо диких животных я увидел кротких ягнят; они прыгали и весело блеяли, как бы приветствуя Мужчину и Даму.

И в этот момент, все еще во сне, я заплакал, и стал просить Даму выразиться яснее, ведь я не понимал, что все это означало.

Тогда Она положила руку мне на голову, и сказала:

—       В свое время все поймешь.

Как только Она сказала это, какой-то шум разбудил ^меня, и все исчезло. Я недоумевал. Мне казалось, что у ^меня болят руки от колотушек, а лицо горит от пощечин мальчишек".

Когда Джованни рассказал свой сон за завтраком в кухне, братья, Джузеппе и Антонио, расхохотались:

—       Ты будешь овчаром! - посмеялся Джузеппе.

—       А может быть, атаманом разбойников! - насмеш­ливо возразил Антонио.

Но матушка Маргерита задумалась. Она взглянула на своего младшего сына, такого умного и великодуш­ного, и сказала:

—       Как знать, может, он станет священником. Бабушка нетерпеливо постучала клюкой о пол и пробормотала:

—       Да это всего лишь сны, и им нельзя верить! А сей­час, давайте завтракать!

Но, несмотря на слова бабушки, Джованнино время от времени вспоминал свой сон, и ему все больше каза­лось, что мама права: да, он будет священником, чтобы творить добро ребятам.

Постепенно эта мечта стала его идеалом. Но он не стал ожидать, пока вырастет, чтобы творить добро. Он начал тотчас же. Он выучился всяким проделкам фокусников и повторял их перед своими маленькими друзьями. А меж­ду играми уговаривал их молиться, либо пересказывал слово в слово проповедь священника.

Самым трудным оказалось пойти в школу. Его свод­ный брат Антонио и слышать об этом не желал: он хо тел, чтобы Джованни тоже работал в полях лопатой и киркой. Ему пришлось бороться и проглотить немало горьких пилюль, чтобы завоевать себе право ходить каж­дый день пешком по дороге из деревни Бекки в школу в Кастельнуово.

В двадцать лет, побродив от двери к двери и выпро­сив немного денег, чтобы купить себе книжек, он посту­пил в семинарию. Последовали шесть лет напряженной учебы.

5 июня 1841 года: Джованнино Боско становится До­ном Боско, и служит свою первую мессу.

Чем же займется теперь Дон Боско? Ему предлагают хорошие места капеллана в дворянских семьях. Но он отказывается. На площадях и на улицах Турина, где он зачастую бывает, он встречает ребят из своего сна. Это бедные ребята, маленькие рабочие, пришедшие в город из Вальсезиа, из Балле ди Ланцо, из Монферрато; в Ту­рин их привлек начинающийся расцвет промышленно­сти и строительства. Дон Боско видит, как они карабка­ются на строительные леса, как они ищут место подмас­терья в лавочках, как они бродят по улицам, предлагая услуги трубочистов. В уголках улиц ребята играют в ко­пеечку; у них жесткие, решительные лица людей, гото­вых на все, чтобы только пробиться в жизни.

Однажды, когда Дон Боско пошел навестить заклю­ченных, он увидел за решеткой группу совсем малень­ких мальчишек. Он разрыдался. И, выйдя из тюрьмы, принял непоколебимое решение:

— Я посвящу жизнь Туринским мальчишкам. Не знаю, как, но что-нибудь я сделаю. Этим ребятам нужна надежная работа, школа, кров, зеленый луг, чтобы на нем играть. И еще нужна церковь, чтобы встретиться с Богом. Господи, вот я. Скажи мне, с чего мне начать.

8 декабря 1841 года. Праздник Пречистой Девы Ма­рии. Дон Боско собирается начать мессу, когда вдруг в ризницу входит мальчик. Брюки у него испачканы из­весткой. Это один из множества учеников каменщика, которые приходят в Турин поискать работы. Ризничий хочет прогнать его, он думает, что это вор. Но Дон Бос­ко останавливает его. Он подзывает мальчика, они зна­комятся. Мальчугана зовут Бартоломео Гарелли. Он идет на мессу Дона Боско, а потом священник препода­ет ему катехизис.

В следующее воскресенье Бартоломео возвращается с Друзьями. Мальчиков понемногу становится все боль­ше. Они не раз поменяют место, чтобы вволю поиграть и пошуметь, пока, наконец, с Доном Боско во главе не найдут сарай в квартале Вальдокко. Вокруг этого сарая постепенно вырастает центр Дона Боско: школы, мас­терские, дворы, церкви. И с каждым годом все больше становится мальчиков.

 

22. Мечта растет

 

Доменико заворожила история Дона Боско: как и он, Дон Боско тоже был крестьянским сыном; как и он, Дон Боско тоже спустился с монферратских холмов; как и у Доменико, его единственное богатство заключалось лишь в надежде и в бедности. Но ему удалось сделать столько добра молодежи! Почему бы Доменико тоже не попытаться?

Его мечта росла. "Как только я стану клириком, - меч­тал мальчуган, я вернусь в Мондонио, соберу ребят в ка­ком-нибудь сарае, и стану преподавать им закон Божий, рассказывать всякие истории, и веселить их". Доменико тоже, как и Дон Боско, мечтает о сарае, вроде того, ка­кой Дон Боско нашел около дома Пинарди: пусть и его сарай разрастается, поднимается и станет чудесным цен­тром для молодежи.

Все мальчишки, как известно, любят мечтать. Сыно­вья адмирала мечтают однажды командовать отцовским флотом; братья знаменитого футболиста хотят стать чем­пионами мира, внуки певца думают стать знамениты­ми музыкантами. Потом они сталкиваются с первыми жизненными трудностями, мечты развеиваются, как дым, мыльные пузыри лопаются, и мало кому удается реализовать свой идеал.

Но кто же эти немногие? Это те, у кого сильная воля, кто не отступает перед трудностями, кто любит работать, даже если это и нелегко. Доменико Савио не довольство­вался одними мечтами. Он сразу же начал действовать: правда, он не строил сараев, а работал и отдавал всего

себя тем, кто жил рядом с ним. Дон Боско писал:

"Там, где собирается много ребят, обычно некоторые менее воспитанны, чем другие, более невежественны, гру­бы, либо чем-то опечалены, из-за чего они далеки от то­варищей- Такие ребята, даже если это и незаметно, стра­дают от того, что они одиноки, что их избегают; им боль­ше, чем другим, нужны друзья. Вот такие-то ребята и ста­ли самыми дорогими друзьями Доменико Савио. Он под­ходил к ним, веселил их, играл с ними... Если у кого-то случалась беда, то он рассказывал о ней Доменико... Если в лазарете был больной, то самым любимым, самым по­пулярным братом милосердия был всегда Доменико..."

Вот вам первые заброшенные ребята, которым помо­гал Доменико. Он всегда был готов дать им что-то от себя, что-либо, от чего ему было трудно отказаться, лишь бы они были довольны. Однажды (была суббота) он по­просил одного из таких мальчиков пойти вместе с ним в церковь помолиться Мадонне. Мальчик ответил, что у него руки занемели от холода, и ему не хотелось идти в церковь молиться. Доменико снял перчатки и отдал их приятелю. В другой раз он отдал еще одному мальчику свое пальто.

Та старушка с большим платком на голове, которую Доменико видел, когда впервые вошел в кухню, и кото­рую теперь и он ласково звал "Матушка Маргерита", однажды сказала сыну: "Дон Джованни, у тебя много хороших ребят, но поверь мне, таких, как Савио Доме­нико больше нет".

 

23. Алтарь для Мадонны

 

Алтарь Мадонны, у которого 8 декабря Доменико преклонил колени, чтобы отдать себя Пресвятой Деве Марии, и к которому он так часто приходил, чтобы по­вторить свою клятву, перед праздниками украсили. На­чинался май месяц.

Май месяц христиане посвятили Царице Небесной. В обителях Дона Боско его зовут месяцем Мадонны. Мо­лодежь выражает Матери Божией свою любовь, собирая букеты духовных цветов, и в день Ее праздника прино­сит их Ей в дар.

Вместе с несколькими самыми хорошими мальчика­ми Доменико Савио задумал построить маленький ал­тарь Мадонны в дормитории. Нужно было найти белую скатерть, два красивых подсвечника, две изящных вазы и кусок сукна, чтобы он был фоном для образа Скорбя­щей Божьей Матери, висевшем на стене.

Но легко сказать - "найти". Как и у всех в мире сту­дентов, денег у них не оказалось. Тогда установили для каждого небольшую сумму, которую нужно было вне­сти. Но у некоторых, и среди них - и у Доменико - не было ни гроша.

Он поискал у себя в ящике и нашел несколько кни­жек. Они были дороги мальчику, потому что ему пода­рил их Дон Боско. Он принес их организаторам:

— Другого у меня ничего нет. Пригодятся вам книж­ки?

У кого-то родилась мысль: разыграть лотерею! На­шлись другие книги, кто-то вытащил пакет с провизи­ей, полученной из дома. Лотерею провели с фантами, и в тот же вечер, подсчитывая выручку, лица юных орга­низаторов осветились улыбками: деньги собраны!

Решили соорудить алтарь в тот же вечер, даже если придется лечь спать совсем поздно.

Ребята закончили в полночь. И, усталые, с глазами, слипавшимися от сна, но очень довольные, они прекло­нили колени и прочитали вместе «Радуйся, Мария».

 

24. Зеленые холмы Мондонио

 

Каникулы! И во времена Доменико это тоже было волшебное слово, и все школьники так же мечтали о них. Никто еще не говорил о море и горах, говорили о деревне ведь почти все воспитанники Дона Боско были из пьемонтских деревень. После долгого учебного года - тогда он продолжался гораздо дольше, чем теперь - ре­бята возвращались на зеленые поля гоняться за птица­ми и объедаться фруктами.

Тогда не было ни радио, ни кино, ни телевизоров, а были деревья, увешанные спелыми плодами; в виноградниках созревал виноград, и ребятам этого было достаточно.       

Вечерами они усаживались рядом с родителями у по­рога дома, подышать воздухом", послушать изумитель­ное пение сверчков, разносившееся далеко в полях, и по­любоваться светляками, безмолвно танцевавшими в воз­духе, а тем временем, ребята рассказывали родителям о том, как они прожили этот год в Турине.

Доменико тоже мечтал о Мондонио, об отце, матери, об ожидавших его сестрах и братьях. Он уезжал после некоторого колебания; но Дон Боско потом убедил его, что на каникулах он восстановит силы, и мальчик уехал.

В день отъезда Доменико был весел и вместе с тем, не­много печален: ведь он прощался со столькими друзья­ми, и некоторые из них уже не вернутся; и самое глав­ное, он прощался со своим самым дорогим другом, До­ном Боско. Но с ним они должны были скоро увидеться.

Сидя вместе с отцом в дилижансе, взбиравшемся на туринские холмы, Доменико вспоминал последние слова Дона Боско: "Каникулы могут стать жатвой дьявола. Не оставайтесь без дела: развлекайтесь, бегайте и пры­гайте, творите добро вашим товарищам, но избегайте Скверных товарищей, и всегда помните о святых запо­ведях Божьих..."

Доменико сказал себе: "Мои каникулы станут жат­вой не дьявола, а Господней жатвой".

Он вспоминал о детстве Дона Боско: тот показывал фокусы, ходил по канату, показывал волшебную палоч­ку, а потом пересказывал зрителям проповедь священ­ника и они все вместе читали розарий. Малышам он пре­подавал катехизис, приводил их в церковь, рассказывал о жизни Господа.

Доменико тоже решил так делать; правда, он не знал фокусов и не умел ходить по канату, но все равно, он будет со своими ровесниками. Он столько всего узнал, хотел рассказать столько интересных историй!

Обняв мать, сестер и братьев, Доменико очутился в кругу своих прежних товарищей: теперь они даже немно­го побаивались его. Они весь год работали в полях, и лица у них покраснели, а руки загрубели и окрепли от работы с лопатой. А Доменико остался бледным, хруп­ким. Казалось, он совсем не вырос за это время!

Но вскоре они по-прежнему были друзьями, и Доме­нико часами рассказывал друзьям о Турине, о городс­ких школах, объяснял все, чему успел выучиться. Вместе они ходили в церковь молиться.

По утрам, на мессе, Доменико тоже никогда не был одинок: в церковь приходили и его товарищи.

Были, правда, и такие ребята, кто даже не умел крес­титься, хотя и был довольно большим. Особенно при­шлось Доменико повозиться с одним мальчиком; нема­лое терпение ему пришлось употребить, чтобы научить его хотя бы начаткам катехизиса. Но все же удалось, Ч это была самая большая победа Доменико.

Однако Доменико вовсе не все время гонялся по по­лям или болтал с друзьями: он находил время и для того* чтобы спокойно позаниматься и почитать.

Сестры и младшие братья больше всего радовались общению с Доменико. Матушка Бриджида видела, как они вместе играют, и была очень довольна.

Но и каникулы, как все хорошее, быстро закончились.

Начинался новый учебный год, 1855-56. Попрощав­шись с друзьями, Доменико вернулся в свою большую семью в Вальдокко, где его ожидал Дон Боско, товари­щи и еще десять месяцев занятий и побед.

По дороге, которая вела в Турин, Доменико, конеч­но, не мог думать, что для него то был последний пол­ный школьный год. Однако все, кто знал Доменико, го­ворили, что он вернулся в Вальдокко с "великой поспеш­ностью": он спешил работать, спешил стать святым, как будто кто-то сказал ему, что у него осталось мало време­ни, и что стремительно приближался вечер его короткой жизни.

 

 

25. Великая поспешность

В Вальдокко Доменико с радостью увиделся со свои­ми товарищами. Но больше всего он жаждал увидеть Дона Боско. И они увиделись; передавая священнику привет от родителей, Доменико поверил ему все, что су­мел сделать за каникулы.

Дон Боско обрадовался, но, вглядевшись в лицо До­менико, сильно огорчился:

- Доменико, но ты что же, не отдыхал на канику­лах?

- Конечно, отдыхал, Дон Боско, а что?

- Ты еще бледнее, чем всегда. Как же так? Может быть, я от поездки устал, спокойно улыб­ался Доменико.

Но оказалось, что это не проходящая усталость. Обведенные темными кругами глаза, бледное, исхудавшее лицо показывали' что здоровье Доменико ухудшиось. Если даже воздух родных полей не пошел ему на пользу, нужно было беречься изо всех сил. И Дон Боско решился на некоторые меры.

—       В этом году ты не будешь ходить в городскую шко­лу: зимой тебе будет трудно выходить из дома по холо­ду и снегу. Будешь заниматься дома: тебя будет учить дон Франчезиа. Значит, по утрам ты сможешь поспать подольше, и днем тоже. И, пожалуйста, не слишком усер­дствуй в занятиях, ведь здоровье - это дар Божий, и мы не должны расточать его!

Как всегда, Доменико повиновался. Он больше от­дыхал, старался заниматься не так много, как прежде; но, будто предвидя, что с ним случится что-то страшное, он однажды сказал Дону Боско:

—       Мне нужно бежать, иначе ночь застигнет меня по пути.

Один его друг, пугаясь его стараниям делать все от­лично, как-то заметил:

—       Если ты сделаешь все в этом году, что же ты бу­дешь делать в будущем?

Доменико ответил:

—       Оставь меня в покое. В этом году я хочу сделать все, что могу. А если я буду в будущем году, тогда я тебе скажу, что я буду делать.

А Дону Боско он сказал:

—       Я хочу полностью отдать себя Господу. Я чув­ствую, что должен стать святым, и если не стану святым, то я ничего не сделаю. Пожалуйста, помогите мне стать святым, и поскорее!

 

26. Шедевр Доменико

Не слишком значительны были дела, которые Доме­нико мог делать ради других, но он делал все, что мог.  Он всегда был готов помочь. Было ли нужно побыть с каким-то больным, помочь товарищу в учебе, или убрать комнату, Доменико всегда вызывался. Какому-то малышу, дрожавшему зимой от холода, Доменико от­дал свои шерстяные перчатки.

Но однажды ему в голову пришла замечательная мысль. Ведь рядом с ним были и другие хорошие ребята, и они тоже пытались творить благо ближним. Их звали Сикеле Руа, Джованни Кальеро,  Джузеппе Бонджоанни, Челестино Дурандо: все эти имена позже станут из­вестны в Салезианской Конгрегации. Правда, все маль­чики трудились каждый сам по себе. Почему бы всем са­мым энергичным ребятам не объединиться в товарище­ство и не творить добро вместе?

Это общество должно было стать избранным отрядом, и можно назвать его "Товарищество Непорочной Девы Марии".

Доменико побеседовал об этом с некоторыми самы­ми лучшими ребятами: те восприняли эту мысль с огром­ным энтузиазмом.

Правда, Дон Боско предложил не слишком торопить­ся. Сначала нужно попробовать, написать краткое ру­ководство к действиям и постараться выполнить его. А через несколько месяцев можно будет вернуться к этому разговору.

И ребята попробовали. Собрали первое "общее со­брание". Члены условились о некоторых вещах. Преж­де всего, "Общество" должно остаться тайным в Орато­рии. О нем будут знать только Дон Боско и сами члены. Кроме этого, четко обозначили цель Общества.

Члены обязались неустанно стремиться к личному со­вершенству, часто исповедуясь и причащаясь, и выка­зывая глубокую привязанность к Пресвятой Деве Мариии. А еще они обязывались с благоразумием и тактом  помогать Дону Боско, став как бы маленькими апостолами среди товарищей. Нет, они вовсе не собирались какими-то полицейскими или, и того хуже, тай­ной шпионской организацией: это будет группа спокой­ных, исполненных радости мальчиков, и вокруг себя они тоже будут излучать радость и спокойствие.

Собрание дало задание трем членам написать первый устав Общества. Позже все его обсудят и примут к ис­полнению.

Эти три члена были: Доменико Савио, 15-ти лет; Джузеппе Бонджоанни, 18 лет, и Микеле Руа: он уже был по­мощником Дона Боско и преподавал товарищам.

Устав написал Доменико. Об этом рассказывает Дон Боско, и подтверждает преподаватель мальчугана дон Франчезиа.

В свой устав Доменико вложил всю свою любовь к Ма­донне и усердие апостола. А в то время, как он писал ус­тав своего Общества, Дон Боско сочинял Устав салезианской Конгрегации. Как только у Доменико выдавался свободный миг, он вытаскивал свои листочки, перечиты­вал написанное, обдумывал и добавлял что-то еще. А если встречалась какая-нибудь трудность, мальчуган подни­мался в комнату Дона Боско.

И наступило 8 июня 1856 года. В конце последней страницы, наконец, появилось слово "конец". Весь ус­тав переписали начисто и раздали членам Общества. Они одобрили его. Дон Боско тоже прочел и одобрил Устав.

И вот на общем собрании членов Доменико медлен­но прочел "свой" устав.

После короткой вступительной части, в которой чле­ны Общества посвящали себя Пресвятой Деве, перечис­лялись три основных обязательства каждого члена.

Вот они:

1.                     Соблюдать Правила Обители.

2.                     Наставлять товарищей, с любовью увещевая их, и побуждая их ко благу и словесно, и прежде всего, личным примером.

3.                     Тщательно исполнять свои обязанности.

 

За ними следовал 21 пункт устава. Приведем первые четыре из них:

 

1.                     Наше первое правило - с.рожайшее повиновение настоятелям; мы повинучся им во всем с безгра­ничным доверием.

2.                     Наше первое и основное занятие должно заклю­чаться в исполнении нашего долга.

3.                     Взаимная любовь объединит наши души, и мы бу­дем любить всех наших братьев без исключения и ласково увещевать их, когда необходимо окажет­ся каким -либо образом исправить поведение.

4.                     В течение недели мы найдем полчаса, чтобы со­браться; и, призвав на помощь Святого Духа, про­ведем короткое духовное чтение и обсудим, сколь продвинулось Общество в благочестии и добро­детели.

 

А вот последний, 21-й пункт устава. В нем сконцент­рировался дух Общества и выразилась любовь Домени­ко к Мадонне:

 

21. Общество учреждается под покровительством Не­порочного Зачатия Пресвятой Девы Марии; мы выбираем для него это название и будем носить ме­даль Пресвятой Девы. Искренняя сыновняя безгра­ничная преданность Деве Марии, особая любовь к Ней и вечное почитание помогут нам преодолеть все препятствия, придадут силы и постоянство в наших решениях, строгость по отношению к самим себе, любовь к нашим ближним, и аккуратность во всем.

В тот день, 8 июня 1856 года, появился шедевр Доменико Савио: Общество Непорочной Девы.

Доменико оставалось жить всего девять месяцев, но Обществу суждено было жить и развиваться. Во всех институтах Салезианской Конгрегации, во всех Орато­риях члены Общества получат в нем подготовку к под­линно серьезной христианской жизни.

Название позже будет изменено на "Общество Дру­зей Доменико Савио", или на "Савио-Клуб; оно раз­растется и по сей день будет творить благо молодежи.

 

27. Клиенты разного рода

 

И Общество принялось за работу. На одном из первых собраний было решено прикре­пить к каждому члену одного "клиента".

В начале каждого учебного года в Ораторий, как и во все на свете школы, приходили новые ученики.

Конечно, первые дни для них оказывались самыми трудными: ребята никого не знали, не умели играть, го­ворили только на том диалекте, на котором было при­нято говорить в их деревне, и, разумеется, другие маль­чики его не понимали; новички скучали по своему дому... Это были грустные дни, когда у многих глаза частенько бывали "на мокром месте".

На своем тайном языке члены Общества называли новичков "клиентами". Каждого из новичков прикреп­ляли к одному члену Общества, и он помогал товарищу и старался развеселить его.

Одним из первых "клиентов" Доменико Савио ока­зался Франческо Черрути; позже он стал очень извест­ным салезианцем. Вот что он писал:

"Я появился в Оратории вечером 11 ноября и очень грустил по маме, которая осталась совсем одна. На сле­дующий день после того, как я приехал, стоял я у колон­ны после обеда, погруженный в свою печаль, как вдруг подходит ко мне очень любезный мальчик со спокойным лицом, и говорит мне:

- Кто ты? Как тебя зовут?

- Черрути Франческо, - ответил я.

- Ты из какой деревни?

- Из Салуджа.

- А в каком классе ты учишься?

- Во втором грамматическом классе (примерно во втором классе нашей средней школы).

- Так ты уже знаешь латынь! А знаешь, от какого слова происходит "сомнамбула"?

И мы принялись болтать. Я вдруг спросил у него:

—       Послушай, а ты-то кто?

—       Я Савио Доменико, из Мондонио. Мы ведь под­ружимся с тобой, да?

—       Ну, конечно!

И с того момента я часто встречался с ним в самых различных обстоятельствах, и по самым разным пово­дам, даже по очень деликатным. И Доменико стал моим самым лучшим другом".

Очень скоро Общество решило заняться "клиентами" другого рода: самыми отчаянными хулиганами, недис­циплинированными мальчишками, кто часто ругался и давал волю рукам. Члены Общества поделили между со­бой и этих "клиентов", так, чтобы, благодаря доброте и тактичности членов, можно было вывести и их на вер­ный путь. Это не всегда оказывалось просто. Не раз До­менико обзывали скверными словами, оскорбляли и даже давали оплеухи. Вот что вспоминает тот же Фран­ческо Черрути:

"Зимою 1857 года, в самые сильные морозы несколь­ко мальчиков начали бросаться снежками даже в прием­ной, - а это было единственное укромное местечко, где мы обычно собирались на переменах, чтобы немного со­греться. Там была печка, единственная печь в Оратории. Когда ученики возвращались из города, совсем замерзшие, они все сбегались в приемную. Один из ремесленни­ков - его звали Раттацци, и он был на три года младше Доменико, - однажды вбежал в приемную вместе с еще одним мальчиком, и они принялись бросаться снежками. Доменико сказал Раттацци: — Идите во двор играть!

Раттацци, отчаянный парнишка, при этих словах разъярился, принялся ругаться и угрожать Доменико, и, наконец, влепил ему пощечину. Я был при этом, видел, как Доменико покраснел, сжал кулаки, но не сказал ни одного резкого слова".

 

28. Смеяться, но работать всерьез

 

С самого дня учреждения Общества Непорочной Девы Марии многое в Оратории пошло на лад.

Некоторые преподаватели (они ничего не знали, ведь Общество по-прежнему оставалось тайным) просто изум­лялись таким переменам.

Дон Франчезиа замечал, что его ученики наперерыв соревнуются друг с другом в том, кто лучше будет учить­ся и вести себя; ему удалось узнать подлинную причину лишь несколько лет спустя. Дон Боско был страшно до­волен, и звал Общество своей "'Королевской Гвардией".

Теперь всяким злонамеренным людям было невозмож­но проникнуть в Ораторий и заводить "митинги" про­лив религии, возмущая мальчиков против Дона Боско. Прежде, к сожалению, такое иногда случалось. Мальчи­ки больше не распространяли всякие газетенки. Члены Общества, улыбаясь, но весьма серьезно настроенные, удаляли их, лишь только заметят где-нибудь.

Однажды случилось, что один мальчик неизвестно откуда получил иллюстрированный журнал с неприс­тойными картинками. К нему тотчас же присоединились другие несколько мальчиков, потом еще... Они рассмат­ривали картинки и хихикали.

Поблизости проходил Доменико; он подошел побли же. Протиснувшись между мальчиками, он взял журналь­чик из рук владельца и порвал его на мелкие кусочки. Кто-то думал было протестовать; но Доменико не дал ему времени: он сам воскликнул:

—       Так не годится! В нашей обители нет места непри­стойностям!

Да мы же только посмеяться хотели!

Ты что, хочешь и в аду смеяться?

—       Да в конце-то концов, ну, что тут такого плохого? Доменико сказал вполне серьезно:

—       Ты что, действительно думаешь, что нет ничего плохого в том, чтобы рассматривать подобные вещи? Значит, ты привык их рассматривать!

И больше никто не посмел протестовать. Они продол­жили играть, а ветер разносил по полю клочки злосчас­тного журнальчика.

 

29. Рука об руку с Богом

 

Все мальчики в Оратории по утрам ходили на св. мес­су.

Одним майским утром Дон Боско в момент причастия спустился по ступеням алтаря, чтобы раздать Хостию. Но в то утро никто не решился принять причастие.

Дон Боско очень расстроился. Он медленно поднялся по ступеням к алтарю и печально закончил мессу.

Но такое происшествие случилось только один раз: ведь именно в эти дни рождалось Общество Непороч­ной Девы, а его члены обязались разделить между собою дни недели, так, чтобы каждое утро кто-нибудь непре­менно получал Иисуса.

То был самый желанный подарок для Дона Боско: ведь у него (как выразился кто-то, кто не понимал его устрем­лений) была "идея-фикс" насчет Святых Тайн, исповеди и причастия. Он хотел, чтобы его дети всегда испытыва­ли жажду Иисуса - Евхаристии: ведь он хорошо знал, что только с Его помощью они смогут победить в жизненной борьбе. Он знал, как слабы его дети, и знал также, что в Иисусе - их сила. Дон Боско страстно верил словам Иису­са: "Кто ест тело Мое и пьет кровь Мою, тот имеет жизнь вечную, и в последний день Я воскрешу его".

Именно поэтому Дон Боско повторял слова исповедь - причастие, как некий припев: он без устали напоми­нал о них мальчикам, ибо в этом и состоит тайна силы и радости его сыновей.

Прежде, чем Доменико Савио появился в Вальдокко, он совершал исповедь и причащался однажды в месяц. По тем временам, это уже было много: тогда считалось, что причастие следует почитать и почти никогда его не принимать. Но в школе Дона Боско Доменико узнал, что Евхаристия есть хлеб души, а хлеб нельзя есть только раз в месяц, если хочешь вырасти здоровым и крепким.

Доменико больше всего поразили такие слова Дона Боско:

"Дети мои, если вы хотите идти верным путем к небу, советую вам не забывать о трех вещах: часто приступай­те к исповеди, приступайте к Святому Причастию, из­берите себе исповедника, которому вы могли бы открыть свое сердце и не меняйте его без надобности".

Доменико исполнял все эти советы. Он избрал своим исповедником Дона Боско, и полностью открыл ему свое сердце.

По совету Дона Боско Доменико стал принимать Иисуса в Евхаристии трижды в неделю. Позже, год спу­стя, Дон Боско разрешил мальчику приступать к прича­стию ежедневно.

Доменико говорил:

— Когда у меня в душе какая-нибудь печаль, я иду к исповеднику, и он говорит со мною именем Божьим. А если мне захочется великого, я иду и принимаю Евхарис­тию: ведь это - Иисус! Чего же мне недостает для полного счастья? Только видеть Господа! Но я увижу Его в Раю.

 

30. Белый платок в уличной грязи

 

Ночью шел дождь, и туринские улицы были грязны­ми, везде стояли лужи. Доменико шел в школу вместе с товарищами, когда вдруг послышался звон колокольчи­ка. То было последнее причастие. В те дни был обычай нести последнее причастие умирающим очень торжествен­но. Перед священником, одетым в стихарь и епитрахиль, несли маленький балдахин, а Святую Хостию заворачи­вали в украшенный богатым шитьем шелк. По бокам двое служек несли два зажженных факела.

При звуке колокольчика товарищи Доменико ото­шли на обочину дороги и перекрестились.

Доменико же преклонил колени.

—       Ну, знаешь, это уж чересчур, - сказал ему потом один из друзей с упреком. - К чему было пачкать одеж­ду и промокать? Ведь Господь этого вовсе не требует!

Доменико взглянул на него с улыбкой:

—       Колени и чулки, ведь это все Господень дар, как по-твоему? Ради Него я бы не только в грязь, а в огонь бросился!

В другой раз та же история повторилась. Но сейчас ря­дом с Доменико у угла улицы оказался солдат. Клирик размахивал колокольчиком, а солдат стоял неподвижно, вытянувшись в струнку. Тогда Доменико вынул из кар­мана белоснежный платок, расстелил его на земле, и улыб­кой пригласил солдата преклонить колени. В смущении солдат тоже преклонил колена, только на дороге.

 

 

31. Покайтесь!

 

Некоторые места в Евангелии произвели на Домени­ко очень сильное впечатление. Вот какие:

"В те дни приходит Иоанн Креститель, и проповеду­ет в пустыне Иудейской, и говорит: покайтесь; ибо при­близилось Царство Небесное. Ибо он тот, о котором ска­зал пророк Исайя: "глас вопиющего в пустыне: приго­товьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему". Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс ко­жаный на чреслах своих; а пищею его были акриды и дикий мед" (Мф. 3, 1-4).

"И Он, отверзши уста свои, учил их, говоря:... "Вхо­дите тесными вратами; потому что широки врата и про­странен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Мф. 5, 2; 7, 13-14).

"Иисус сказал...: если не покаетесь, все так же погиб­нете" (Лк. 13, 2.3)

Прочитав Евангелие, Доменико решил каяться. Он не довольствовался умерщвлением глаз, своей исключи­тельной сдержанностью, прилежанием в учебе, а стал ста­раться найти что-нибудь, что принесло бы ему истин­ные страдания.

Вот так Дон Боско и узнал, что Доменико начал Ве­ликий пост, сидя только на хлебе и воде. Он тотчас выз­вал мальчика, и напомнив ему о его слабом здоровье, строго запретил поститься.

— Ну, хоть только в субботу, ради Мадонны! - взмо­лился Доменико.

Но Дон Боско остался непреклонным: никакого умер­щвления в пище. Доменико нужно учиться и расти в доб­ром здоровье: вот чего желал от него Господь.

Только слова Евангелия не давали Доменико покоя. И он решил: ночью он будет мерзнуть. Когда начался декабрь, и все его товарищи навьючивали одеяла под белым пододеяльником (потому, что в те годы никто еще и думать не мог о том, чтобы в спальне было отопление), Доменико оставил себе одно лишь тоненькое одеяльце, как летом. А на простыню положил острые куски кир­пича, чтобы ночью ему было больно спать.

Начался январь, и однажды утром Доменико стало плохо.

Другие ребята спускались вниз, а он остался лежать, свернувшись в клубочек, в постели, его мучила лихорад­ка.

Немедленно сообщили Дону Боско, и он поднялся по­смотреть, в чем дело. Доменико дрожал под тоненьким одеяльцем, улыбаясь своей всегдашней милой улыбкой. Дон Боско серьезно сказал:

—Доменико, ну что же ты, разве ты хочешь умереть от холода?

—Нет, Дон Боско, я не умру от такого пустяка! Ведь Иисус в вифлеемской пещере и потом, на кресте, был еще хуже одет, чем я.

Дон Боско не стал спорить.

—       Послушай, Доменико. Я строго запрещаю тебе ка­кое бы то ни было покаяние. Прежде ты должен попро­сить разрешения у меня. Договорились?

И Дон Боско добавляет, что "услышав этот приказ,  Доменико повиновался, хотя и неохотно". Несколько дней спустя Дон Боско опять заметил, что Доменико сильно огорчен.

—       Ну, что еще случилось?

—Да я совсем запутался, - вздохнул мальчик. - Иисус сказал, что, если я не буду каяться, то не попаду в Рай; а вы мне запретили каяться.

—Совершенно верно, - ответил Дон Боско. - Чтобы попасть в Рай, все мы должны каяться. Но от тебя Гос­подь хочет послушания: вот твое покаяние. Будешь слу­шаться, и довольно с тебя.

—И вы не можете разрешить мне еще какое-нибудь покаяние?

—Могу, - ответил Дон Боско. - Я разрешаю тебе тер­пеливо переносить все оскорбления, если тебе кто-то бу­дет их наносить; смиренно переносить холод, жару, ус­талость и все недомогания, которые Господу будет угод­но послать тебе.

—Но все это следует переносить само по себе, - воз­разил Доменико: ему показалось, что Дон Боско шутит. Но Дон Боско говорил совершенно серьезно, и добавил:

—Вот видишь, если то, что тебе приходится перено­сить по необходимости, ты принесешь в дар Господу, оно превратится в добродетель и станет заслугой для твоей души.

—Доменико понял: с этих пор он даст Господу право выбирать. И, что бы ни послал ему Господь (жару или холод, усталость или болезнь), он примет все, ибо это исходит от Него, и перенесет все из любви к Нему. Со своей стороны, он проявит послушание: закону Божье­му и своему исповеднику. Он будет искренне молиться, прилежно учиться, следить за глазами, будет творить благо своим товарищам. Вот какого покаяния требует от него Бог.

 

32. Глаза, чтобы видеть матушку

 

Описывая жизнь маленького святого, Дон Боско не мог сдержать слез; целую главу посвятил он духу умер­щвления Доменико.

У Доменико, умного и тонко чувствовавшего маль­чугана, были очень живые глаза. Ему, разумеется, очень хотелось все видеть, все знать. Однако, делая над собою немалые усилия, он смотрел лишь на то, на что хотел смотреть. А все остальное для него как будто не суще­ствовало. Поначалу ему это стоило немало: у него даже бывали сильные головные боли. И все же он победил.

Может быть, в наши дни ребята даже не понимают, сколь важно такое умерщвление. Кто-то, может быть, скажет, что это глупое преувеличение, что такого чело­века нужно пожалеть, - или даже презирать. Но один великий воспитатель воскликнул: "Я отлично знаю, что люди смеются над этим умерщвлением глаз; но я столь же хорошо знаю, что, если мальчики этого не делают, вряд ли они могут сохранить целомудрие ". Доменико Савио отлично это знал:

"Глаза - это окна души, - говорил он. - А в окошко может войти лишь то, что впустишь. А мы в эти окна можем впустить ангела или дьявола, и тогда кто-то из двух завладеет нашей душой".

Проходя мимо балаганов на Порта Палаццо (в пос­ледний год Доменико ходил в городскую школу профес­сора Пикко), мальчики с жадностью глазели на фокус­ников, на паяцев, выступавших прямо на площади. Они видели большие афиши, зазывавшие народ на зрелища и танцы. А Доменико шел совершенно спокойно, как буд­то он был в полях своего родного Мондонио.

—Да посмотри же и ты на это все, черт возьми! - ска­зал ему однажды кто-то. - На что тебе глаза, если ты не смотришь на это?

—А они мне понадобятся, - просто ответил Домени­ко, - чтобы глядеть на нашу Мать Небесную, Мадонну, когда я приду к Ней в Раю.

Доменико умел умерщвлять себя и в беседе. Ребятам очень трудно хранить молчание в школе, в церкви, во время занятий; они всегда находят тысячи предлогов, чтобы немножко поболтать. Доменико же, - и это под­тверждают его товарищи, - был для всех почти недости­жимым примером. А когда он говорил, и кто-нибудь пе­ребивал его, он умел молчать и слушать. Если его оби­жали, он умел прощать и улыбаться. Все это легко ска­зать, а вот попробуйте сделать это!...

Есть на свете люди, которых в Пьемонте зовут «спорщик», а по-итальянски их назы­вают "брюзга". Это наказание Божие. Если бываешь с ними, можно умереть с тоски. Всем-то они недовольны: суп вечно пересолен, второе невкусное, вода горячая, туфли жмут, вид вокруг скучный, и вообще, все на свете идет вкривь и вкось.

Если в общине, где живет сотня ребят, заведутся двое-трое таких зануд, то пиши пропало и мир, и веселье. Их скверное настроение распространяется среди всех не хуже эпидемии. А брюзжанье - это заразная болезнь. Доме­нико же Савио был совсем другим человеком.

"Никогда с уст его, - пишет Дон Боско, - не срыва­лась жалоба ни по поводу летней жары (а в те времена никто не ездил ни в горы, ни на море!), ни из-за зимних морозов (а в Оратории была всего одна печка!). Плохая ли стояла погода или хорошая, он всегда был весел. И что бы ему не подали за столом, всем был доволен".

Но этим Доменико не ограничивался. Вместе с не­сколькими членами своего Общества он образовал груп­пу, которую они в шутку называли "группа сухих ко­рочек". В конце обеда или ужина, мальчики оставались в трапезной и собирали огрызки хлеба, которые кто-ни­будь из товарищей оставлял на столе или бросил на пол. Вот этот хлеб они и ели на следующий обед или ужин. Если же кто-то не хотел есть суп, уже налитый ему в та­релку, или капризничал из-за какой-либо иной еды, До­менико не позволял выбрасывать эту пищу. Он не ел свою порцию, а подъедал то, от чего отказывались другие. А если кто-то этому удивлялся, он говорил:

— Ведь еда - это великий дар Божий. Некоторые люди с голоду умирают. Мы не должны выбрасывать пищу. Если Доменико мог услужить другим хоть в чем-то, он охотно делал это. Чистил обувь, смахивал пыль с ко­стюмов, застилал постель для больных, и, как бы оправ­дываясь, говорил:

— Все делают, что могут. Я не гожусь на великие дела. Я умею делать только вот такие маленькие. Надеюсь, что в Своей великой доброте Господь радостно примет их.

В конце главы, посвященной умерщвлениям Домени­ко, Дон Боско пишет: "Я не стану говорить о многих подобных делах, которые он совершил".

Мы, как люди нашего времени, не можем не сделать замечания и Доменико Савио, и Дону Боско. Читая о некоторых умерщвлениях маленького святого (в особен­ности в еде), мы невольно испытываем нечто вроде от­вращения: нам кажется, что все это было "негигиенич­но". Но, если мы обратимся с таким замечанием к Дону Боско, что он нам скажет?

Мне кажется, что он ответил бы так: "Да, действительно, в 1855 году мы не знали ничего о микробах, как вы сегодня; мы не знали, что еду, остав­шуюся от других, лучше не трогать, потому что она мо­жет повредить здоровью; все это науке со временем еще предстояло открыть. Если бы мы это знали, мы бы этого не делали, ведь здоровье - это дар Божий, и им нельзя пренебрегать. Но и здесь мы можем сказать, что каждый делает то, что может, на основании того, что знает.

Великие святые прошлого были нам примером в та­ком покаянии: святая Екатерина сама ухаживала за боль­ными раком; святой Карл и святой Людовик умерли вме­сте с больными чумой, святой Франциск обнимал про­каженных. Да, они тоже не знали о гигиене, но они да­вали пример другим, ибо Любовь Божию ставили пре­выше всего. А разве сегодня вам не хочется плакать от того, что у столь многих молодых людей чистые руки, что живут они в гигиеничных, чистых квартирах, едят хорошо приготовленную пищу, а душа их совсем обе­зображена грехом, эгоизмом, грязью? Хорошо соблю­дать гигиену телесную, но почему нужно отвергать по­каяние: ведь оно - великое лекарство, очищающее душу, чтобы удалить от нее чуму греха?

Мадонна, явившись пастушкам в Фатиме, заплака­ла, моля людей: "Покайтесь!... Покайтесь! Покайтесь!"

Дети мои, старайтесь расти крепкими и здоровыми, вести такую жизнь, чтобы тело ваше гармонично раз­вивалось: но подражайте Доменико Савио в умерщв­лении, чтобы душа ваша возрастала в благодати и любви Божией".

 

33. Камилло Гавио из Тортоны

 

Из Тортоны приехал пятнадцатилетний мальчик, с бледным лицом ребенка, перенесшего тяжелую болезнь. Он стоял, опершись на портик, и смотрел вокруг себя. Все вокруг радовались, мальчики бегали и смеялись. Только он стоял с задумчивым видом и смотрел на них.

Пробегая мимо, один мальчик слегка толкнул его, а потом спросил у товарища:

—Это кто?

—Не знаю, говорят, он из Тортоны и здорово рисует и режет по дереву. Его, кажется, послали в Турин за счет муниципалитета, чтобы он продолжал заниматься ис­кусством...

Доменико тоже увидел новичка и тотчас же подошел к нему.

—Здравствуй! Ты ведь никого еще здесь не знаешь, верно?

—Ну да, никого не знаю. Но мне нравится смотреть, как другие играют.

—Я - Доменико Савио, а тебя как зовут?

—Камилло Гавио. Я из Тортоны.

По-моему, ты очень грустишь. Ты, небось, немного скучаешь по дому. Так со всеми бывает, а потом про­ходит.

—       Со мною все по другому. Я болел. У меня очень сильно сердце болело, чуть не умер, да и сейчас еще не совсем поправился.

—       Но ты ведь хочешь поправиться, а?

—       Нет, - серьезно ответил мальчик, - я хочу лишь исполнить волю Божию.

Доменико с изумлением взглянул на него. Он очень обрадовался. Этот Камилло - отличный мальчик, он бу­дет великолепным членом Общества Непорочной Девы. Он с энтузиазмом заговорил о нем с новичком, и пред­ложил пойти на первое собрание.

—Все это очень интересно, - заметил Камилло. - Но что я должен делать, чтобы вступить в Общество?

—Я расскажу тебе в двух словах. Мы хотим стать свя­тыми, и наша святость - в том, что мы очень веселы, тща­тельно выполняем наш долг и творим благо другим.

Камилло с увлечением вступил в Общество Непо­рочной Девы, а с Доменико их скоро связала крепкая дружба.

Но не успели пройти два месяца после его приезда, как здоровье мальчика начало быстро ухудшаться. Сер­дечная болезнь, которой он страдал в Тортоне, внезап­но обострилась. Врачи осмотрели мальчугана, но толь­ко покачали головой: надежды почти не оставалось. И Камилло больше не смог спуститься из лазарета.

Во время перемен Доменико поднимался, чтобы по­быть с другом. Они говорили друг с другом о Рае. Когда мальчик уже был при смерти, Доменико попросил разре­шения дежурить у его постели. Но и у него здоровье было совсем слабым, и Дон Боско не разрешил ему этого.

Вечером 30 декабря Дон Боско позвал Доменико и сказал, что Камилло скончался. Доменико поднялся в лазарет, чтобы взглянуть на него в последний раз. Маль чик лежал на белой постели, бледный, как воск, но лицо его было серьезным. Даже торжественным. Доменико рас­плакался. Он прошептал: "Прощай, Камилло! Я уверен, что ты уже на Небесах, и что ты и мне готовишь место. Я всегда буду твоим другом, и пока Господь дарует мне жизнь, буду молиться за тебя".

Для Общества Непорочной Девы то было очень пе­чальное событие. Все члены надели траур по Камилло на несколько недель и долго молились.

 

34. Два колоска на одном кустике

 

 Дон Боско рассказывает читателям об этом периоде жизни Доменико Савио, упоминая о дружбе Доменико и Джованни Массалья.

Но история этой дружбы - вовсе не какой-то корот­кий эпизод, единичный факт: она развивалась в тече­ние всех лет, пока Доменико жил в Оратории. Джован­ни Массалья родился в Марморито, деревне, располо­женной совсем рядом с Мондонио; стало быть, его мож­но назвать почти что земляком Доменико. Они посту­пили в Ораторий в одном и том же месяце, и оба мечта­ли стать священниками. Их разделяло только одно, воз­раст: Джованни был на четыре года старше Доменико. Но дружба - настоящая сильная дружба - переступила и через это препятствие.

Дон Боско видел, как зарождалась и крепла эта друж­ба, и это радовало его.

Беседуя между собой, мальчики говорили о своем бу­дущем: когда они станут священниками, они уедут в да­лекие края, которые называются "миссии" и о которых так часто рассказывал Дон Боско: там столько язычни­ков ожидали света веры! Увы, этим разговорам, к сожа­лению, так и суждено было остаться всего лишь детски­ми мечтами.

Доменико был более нетерпеливым:

—Мало говорить, что мы хотим стать священника­ми, - сказал он однажды. - Нужно начать готовиться к этому.

—Я согласен, - ответил более спокойный Джован­ни. - Но давай не станем торопиться. Постараемся сде­лать все, что сможем, а Бог сделает все остальное.

Потом начались духовные упражнения. Доменико и Джованни очень старательно выполняли их. В конце уп­ражнений Доменико подходит к Джованни и серьезно говорит:

—       Послушай, Массалья, я бы хотел, чтобы мы были настоящими друзьями.

—       А разве мы еще не настоящие?

—Согласен, но я хотел бы, чтобы мы еще больше дру­жили. Так вот что: если ты заметишь, что во мне что-нибудь не совсем хорошо, что Господу что-нибудь не по­нравится, предупреди меня. Ладно?

—Согласен, Доменико, только с условием, что и ты сделаешь то же для меня.

"И с тех пор, - пишет Дон Боско, - Савио и Масса­лья стали настоящими друзьями, и дружба их была дол­гой, ибо она основывалась на добродетели; они состяза­лись друг с другом в хороших примерах, и давали друг другу советы, чтобы помочь избежать зла и творить доб­ро".

По возвращении с каникул, тех самых первых кани­кул, о которых уже говорилось, Доменико встретила при­ятная неожиданность: его друг Джованни, только что закончивший курс риторики, сдал экзамен на звание свя­щенника; и вот в один праздничный день Доменико уви­дел, что он надел черную одежду, которую тогда носили все, кто собирался стать священником. Неужели для него уже наступил этот столь желанный день?

Но прошло всего несколько месяцев, и Массалья при­шлось проститься с Ораторием.

В ту суровую зиму он заболел бронхитом. Поначалу казалось, что ничего серьезного не было. Джованни улы­бался и говорил: "Пройдет!" А вместо этого, началась лихорадка, и сильный кашель: по-видимому, были зат­ронуты легкие. Дон Боско уведомил семью мальчика. Джованни и слышать не желал о том, чтобы прервать занятия. Но Дон Боско с истинно отцовской нежностью сумел убедить его. Нужно было вернуться домой: хоро­шее лечение и полный отдых, возможно, скоро попра­вят дело. Ну, а если он останется, когда еще он попра­вится? Ведь зима только началась.

Массалья уступил. Он попрощался с Доменико, ска­зал ему: "До свиданья", и вернулся домой, лег в постель.

Шли дни. Порою казалось, что болезнь отступила, и он уже надеялся вернуться в Ораторий; но потом опять начиналась ремиссия, и дело затянулось.

Наступил март, прилетели ласточки, но здоровье не возвращалось к Джованни.

И вот, быть может, в минуту слабости, Массалья взял перо и написал письмо далекому другу. Вот как сохра­нил его Дон Боско:

 

«Милый друг!

 

Я думал, что мне придется провести дома только не­сколько дней, а потом я вернусь в Ораторий, так что я оставил там все мои школьные принадлежности. Одна­ко теперь дела затянулись, и исход моей болезни стано­вится все неопределеннее. Врач говорит, что болезнь от­ступает, а мне кажется, что все как раз хуже. Посмот­рим, кто же прав.

Милый Доменико, мне очень жаль, что я так далеко от тебя и от Оратория; ведь здесь я не могу заниматься благочестивыми делами. Я утешаюсь лишь тем, что вспо­минаю те дни, когда мы вместе готовились принять свя­тое причастие.

Надеюсь, что, хотя мы далеки друг от друга, духов­но мы близки.

Прошу тебя, сходи в комнату для занятий, на мое ме­сто. Ты найдешь там несколько тетрадей, и рядом с ними книгу Фомы Кемпийского, то - есть, «Подражание Хрис­ту». Заверни все это в пакет и пошли его мне. Подража­ние Христу, как ты увидишь, по-латыни, потому что, хотя мне нравится перевод, это все-таки перевод, и я не получаю от него того удовольствия, как от латинского подлинника.

Я устаю от ничегонеделания, а врач запрещает мне заниматься. Я очень много гуляю... по моей комнате! И частенько говорю сам себе: "Поправлюсь ли я? Вернусь ли, увижу ли моих друзей? Или это будет моя последняя болезнь..."

Только Богу известно, что случится. Мне кажется, я во всяком случае готов исполнить Его святую, драгоцен­ную волю.

Если хочешь дать мне какой-нибудь совет, напиши мне. Расскажи мне о твоем здоровье; вспоминай меня в твоих молитвах, и в особенности, когда будешь прини­мать святое причастие.

Мужайся, и всем сердцем люби Господа. Если нам не удастся долго быть вместе в настоящей жизни, надеюсь, что однажды мы будем пребывать с тобою в сладостном вечном блаженстве.

Передай привет нашим друзьям, в особенности, со­братьям - членам Общества Пречистой Девы Марии. Господь с тобою, всегда твой любящий друг

 

ДЖОВАННИ МАССАЛЬЯ.»

 

Доменико прочел письмо, потом пошел в комнату для занятий и завернул книги в пакет, как просил друг. По­том взял перо и написал ответ другу, постаравшись вы­разить словами все то спокойствие, которое ему хотелось передать своему Джованни, чтобы помочь победить ме­ланхолию, угнетавшую его.

 

«Мой милый Массалья!

 

Твое письмо меня обрадовало, потому что теперь я знаю, что ты жив: ведь после твоего отъезда мы о тебе ничего не знали, и я не знал, молиться ли мне за здравие или за упокой!

Я посылаю тебе то, что ты просишь. Только хочу ска­зать тебе, что Кемпиец - хороший друг, но он умер, и не сдвигается с места. Тебе нужно искать его, трясти его, чи­тать и стараться применять в жизни все, что ты прочтешь.

Ты вздыхаешь о том, что нам так легко творить дела благочестия, и ты прав. Когда я бываю в Мондонио, я испытываю те же неудобства. Я обычно пытаюсь возмес­тить это тем, что каждый день приступаю к Пресвятым Дарам, и привожу с собою как можно больше товарищей.

Кроме Кемпийца, я читаю "Потаенное сокровище св. Мессы" блаженного Леонарда. Если хочешь, можешь и ты прочесть его.

Ты пишешь, что не знаешь, вернешься ли в Орато­рий, чтобы навестить нас; я тоже, наверное, совсем ос­лабел, и все предвещает, что близится день, когда при­дут к концу и мои занятия, да и моя жизнь. Во всяком случае, давай, сделаем вот как: будем молиться друг за друга, чтобы мы оба могли хорошо умереть. Тот, кто первым уйдет в Рай, пусть приготовит место другу, а когда друг придет навестить его, пусть он протянет ему руку, и они вместе войдут в жилища небесные.

Да сохранит нас Бог в Своей благодати, и да помо­жет нам освятиться, ибо я боюсь, что у нас осталось не­много времени. Все наши друзья с нетерпением ждут тво­его возвращения в Ораторий, и приветствуют тебя в Гос­поде.  Я же с братской любовью остаюсь всегда любящим тебя другом

 

ДОМЕНИКО САВИО»

 

Но несколько принужденное спокойствие Доменико ненадолго развеселило Джованни. К концу мая болезнь резко обострилась. Массалья быстро терял силы. Теолог Вальфре, его священник, принес ему последнее причас­тие; Джованни принял его с трогательным жаром. А по­том мгновенно умер. Было 20 мая 1856 года.

Когда эта новость дошла до Оратория, Доменико был как громом поражен. Он смирился с волей Божьей, но долго оплакивал друга. Дон Боско, свидетель его глу­бокой печали, писал: "Впервые я видел, как опечалено его ангельское личико и как он плачет от горя. Един­ственное облегчение было в том, что Доменико молился и просил и других ребят молиться за почившего друга. Иногда он восклицал:

— Милый Массалья, ты умер, думаю, что ты уже вме­сте с Гавио в Раю; когда же я приду к вам в вечную ра­дость небесную?

Эта утрата была тяжела для нежного сердца Доме­нико, и здоровье его немало пострадало от этого".

29 декабря 1855 года: Камилло Гавио.

20 мая 1856 года: Джованни Массалья.

Вскоре наступит 9 марта 1857 года, и Доменико тоже улетит в Рай.

 

35. Ангелы в пути

 

Некоторые эпизоды в жизни Доменико Савио мож­но и впрямь назвать "сверхъестественными". Не знаешь, стоит ли рассказывать о них, или лучше умолчать. Ведь, когда читаешь о сверхъестественных вещах, происходив­ших со святыми, нетрудно упасть духом, сказав себе: ну, как тут будешь им подражать? Ведь они же святые! Эта ошибка только потакает нашей лени. Доменико вовсе не был "уже" святым. Он стал им благодаря своей силь­ной воле и благодати Божьей. Упомянутые нами эпизо­ды хорошо подтверждают это. Но теперь, когда мы по­чти что закончили наш рассказ, следует, справедливос­ти ради, привести и эти "сверхъестественные" факты.

Тому крестьянину, который спросил у Доменико: "А ты не боишься ходить совсем один по дороге?" мальчик ответил: "А я не один: со мною Ангел - Хранитель".

Это мать научила"его, еще когда он был совсем ма­леньким: "Запомни, Доменико: рядом с тобой - ангел Господень. Никогда не оскорбляй его грехами, и, когда понадобится, призови на помощь".

Однажды, когда сестренка Раймонда упала в болото и чуть не утонула - об этом пишет их сестра Тереза, — Доменико, а он был еще моложе, бросился в воду и вы­тащил ее на сухое место.

—       Как это тебе удалось ее вытащить, ты ведь и сам - малыш? - спросил какой-то человек, когда Доменико, весь мокрый, шел к дому.

Доменико ответил:

—       А я одной рукой держал Раймонду, а другой - Ан­гела-Хранителя.

В другой раз Доменико упросил отца отвести его на ярмарку в ближнюю деревню. Но он был совсем еще ма­леньким.

—Ты не выдержишь, - сказал синьор Карло сыну. -А на плечах я тебя не могу нести. Ты же знаешь, мне нуж­но очень много покупок сделать, и вернусь я совсем на­груженный.

—Выдержу, папа, - взмолился Доменико. - Вот уви­дишь, что выдержу.

Отец уступил ему. Они пошли на ярмарку и обошли ее из конца в конец; синьор Карло закончил свои покуп­ки, и уже под вечер они пошли к дому. Доменико ходил по ярмарке весь день, и теперь падал с ног от усталости.

—       Папа, я устал, - пролепетал он.

А отец, навьюченный покупками, ответил:

—       Ну вот, видишь! Ведь я же тебе говорил! Ну, что теперь делать?

Не успел он сказать это, как вдруг, откуда ни возьмись, навстречу им идет высокий, крепкий парень, и улыбается.

—       Ну, что, малыш, устал, а? Хочешь, я возьму тебя на закорки?

И подняв крошку, он донес его до самого дома.

Синьор Карло знал всех крестьян в округе; но, хотя он и разговаривал с юношей, он так и не понял, кто он таков и откуда явился.

Когда они дошли до дома, отец снял ношу с плеч и обернулся, чтобы поблагодарить незнакомца. Но тот уже исчез, "во мгновение ока". Карло Савио задумался: кто же был этот красивый, сильный юноша, который так не­заметно удалился? Карло вспоминал, что однажды свя­щенник рассказывал историю о юном сыне Товии: во вре­мя долгого пути его сопровождал ангел...

Прошло несколько лет. Доменико уже жил в Оратории. Как-то, заметив, что мальчик ослабел, Дон Боско решил отослать его на несколько дней домой, чтобы он отдохнул. Доменико написал домой, оповещая родных о своем приез­де. Но письмо его не дошло из-за почтовой ошибки. Про­шло несколько дней; Доменико сел в почтовый дилижанс, на котором он должен был доехать до Кастельнуово. Там его собирался встретить отец. Но его не оказалось. Пришлось ему отправиться в путь и идти пешком в Мондонио.

Когда он появился на пороге, матушка Бриджида - она его не ждала - бросилась ему навстречу, обняла сына, позвала отца:

—Доменико! Ты пешком пришел? Да как же это? Ведь мог бы и написать нам, мы бы приехали за тобой! И подумать только, пройти всю дорогу пешком...

—А я был не один, - улыбнулся Доменико. - Когда я вышел в Кастельнуово, я увидел величественную, пре­красную Даму; она пошла со мною и проводила меня до самого дома.

—Дама? Что же ты не пригласил ее войти в дом? Мы бы ее поблагодарили.

—А я и хотел пригласить, но, когда мы уже вошли в деревню, она вдруг пропала. И больше я ее не видел...

—Вот еще одна необъяснимая встреча.

 

36. Опоздал на шесть часов

 

Два часа дня. По Ораторию вдруг с быстротой мол­нии разнеслась невероятная весть: Доменико Савио ис­чез!

—       А на завтраке он был?

—       Нет, он сидит за столом рядом со мной, и я его не видел ни за завтраком, ни за обедом.

—       А в школе?

—       Тоже не было. Все три часа его место было пустым, и преподаватель ничего не знал.

—Может быть, он заболел?

—Пойдем, посмотрим.

Кровать Доменико была аккуратно застелена, но его и следа не было.

—       Значит, он в комнате для занятий. Но и там никого не было.

—       Ну, что же? Может быть, Дон Боско отослал его на несколько дней домой? В таком случае, он бы предуп­редил преподавателя.

—       Знаешь, что? Давай - ка скажем Дону Боско. Он-то уж знает, что делать.

Когда Дону Боско рассказали об исчезновении До­менико, он на миг задумался; потом его осенила одна мысль; он улыбнулся и спокойно сказал:

—       Идите, не волнуйтесь, я знаю, где он.

Дон Боско быстро спустился по лестнице, вошел в риз­ницу, а затем прошел за алтарь. Доменико стоял там. Он положил одну руку на алтарь; другая лежала на груди.

Дон Боско подошел к мальчику и позвал его. Но До­менико не шевельнулся. Тогда Дон Боско тихонько взял его за руку и встряхнул. Доменико, совершенно спокой­ный, повернулся к нему и спросил:

—А что, разве месса уже кончилась?

—Смотри, - сказал Дон Боско, показывая мальчику часы, - уже два часа дня.

Доменико смутился, покраснел и попросил проще­ния за свое опоздание.

—       Сейчас иди, пообедай, - сказал Дон Боско. - А если тебя спросят, где ты был, скажи, что это я тебя по­слал по делу.

В другой раз, когда месса закончилась, и ребята ушли, Дон Боско задержался в ризнице, произнося длинную благодарственную молитву. И вдруг он услышал на хо­рах чей-то голос, как будто разговаривали два челове­ка. Он поднялся посмотреть, кто это был. Оказалось, это был Доменико. Устремив глаза на алтарь, и со своей ан­гельской улыбкой на устах, он беседовал с Иисусом, а потом замолкал, как бы слушая ответ Господа. Вот он сказал: "Да, Боже мой, я сказал Тебе, и говорю опять: я люблю Тебя, и хочу любить Тебя до самой смерти! Да, лучше мне умереть, чем оскорбить Тебя!"

Дон Боско, уже не раз видевший экстаз мальчугана после Причастия, позвал его:

—       Доменико, ты часто опаздываешь по утрам. Что с тобой происходит?

Доменико просто ответил:

—       Горе мне, я теряюсь, и забываю, о чем молился. Мне кажется, я вижу столь прекрасные вещи, что время ле­тит, как на крыльях...

 

 

 

37. На темной улице

 

Декабрь. На улицах Турина уже лежит снег. Насту­пил вечер, зажигаются керосиновые фонари. Как и каж­дый вечер, Дон Боско сидит, согнувшись за своим сто­лом; перед ним - кипа писем, на которые нужно отве­тить. Он будет писать до поздней ночи. Но вот в дверь легонько постучались.

—Войдите. Кто там?

—Это я, - говорит Доменико, входя в комнату.

—А-а, Доменико! Тебе что-нибудь нужно?

—Скорее, пойдем со мной, нужно совершить благое дело!

—Как, так поздно? Куда же ты меня поведешь?

—Скорее, Дон Боско, скорее.

—Дон Боско в нерешительности. Но, глядя на Домени­ко Савио, которому еше не исполнилось и пятнадцати лет, он видит, что его обычно спокойное лицо очень се­рьезно. И говорит он решительно, как бы приказывая. Дон Боско встает, берет шляпу, и идет за ним.

—Доменико быстро спускается по лестнице, выходит во двор, на улицу, потом сворачивает в другую улицу, в третью. Он не говорит и идет без остановки. В лабирин­те улиц он идет уверенно, как будто его ведет радар. На улице они видят одну за другой различные двери. У од­ной из них Доменико останавливается. Он не поглядел номер дома, даже не оглянулся вокруг, чтобы сориенти­роваться. Он решительно поднимается по лестнице. Дон Боско идет за ним: второй, третий, четвертый этаж. Вот Доменико останавливается, звонит в дверь. И, не успе­ла еще дверь открыться, как он оборачивается к Дону Боско и говорит:

——    Это сюда. - И, не сказав больше ни слова, он спус­кается по лестнице и возвращается домой.

—Дверь открывают. Выходит какая-то растрепанная женщина. При виде священника, она поднимает руки к небу:

——    Сам Господь привел вас к нам! Скорее, скорее, ина­че вы не успеете. Мой муж, к несчастью, оставил веру много лет назад. Сейчас он умирает, и просит, чтобы свя­щенник принял у него исповедь.

—Дон Боско подходит к кровати больного; на ней лежит испуганный бедняк, он почти в отчаянии. Дон Боско при­нимает его исповедь, отпускает ему грехи, примирив его с Богом. Через несколько минут человек умирает.

—Проходит несколько дней. Дон Боско все еще под впе­чатлением происшедшего. Как мог Доменико Савио знать об этом больном? Наконец, улучив минуту, когда их ник­то не слышит, Дон Боско подходит к мальчику:

——    Доменико, в тот вечер, когда ты пришел ко мне в кабинет и позвал к умирающему, кто тебе сказал о нем? Как ты об этом узнал?

—И тут происходит то, чего Дон Боско никак не ожи­дает. Доменико печально глядит на него, а потом начи­нает плакать. Дон Боско больше ничего не смеет спро­сить у него: он понимает, что этот ребенок из его Орато­рия беседует с Богом.

 

38. Далекий остров

Во дворе Дона Боско окружили ребята; среди них был и Доменико. Они беседовали на самые различные темы. Дон Боско зачаровывал слушателей своим умением го­ворить: он рассказывал массу всяких разных эпизодов, а в самом интересном месте рассказа умел обратить мыс­ли своих ребят к Богу. И в тот день, после интересного разговора о соревнованиях, о беге и призах победите­лям, Дон Боско в конце сказал:

—       Но что такое даже самый большой приз по сравне­нию с той наградой, которая ожидает того, кто из вас со­хранит целомудрие? Вспомните, в Писании сказано: чис­тые духом ближе всего на небесах к лику нашего Боже­ственного Спасителя, и будут петь ему славу в вечности!

Он хотел продолжать, рассказывая, как только он один умел говорить о рае. Но вынужден был остановить­ся: Доменико Савио вдруг побледнел, потом упал без со­знания. Дон Боско поспешил поддержать мальчика; дру­гие ребята тоже подхватили его. Уже многие в Орато­рии знали: стоило только заговорить о Рае, как мальчу­ган в порыве безумной радости падал без чувств.

Однажды он сказал Дону Боско:

—       Я бы хотел повидать Папу. Я очень хотел бы уви­деть его раньше, чем умру, потому, что я хочу сказать ему одну очень важную вещь.

—       А можно мне узнать, что именно?

—       Я хотел бы сказать ему, чтобы посреди всех ожи­дающих его неприятностей, он не забывал с особым вни­манием заботиться об Англии. Бог готовит великую по­беду католицизма в этой стране.

Дон Боско, ничего не ответив, посмотрел на этого мальчугана, говорившего о столь значительных вещах; потом совершенно серьезно спросил его:

—       На чем основываются твои слова?

Доменико заколебался; потом, набравшись смелости, сказал:

—       Дон Боско, я вам скажу; только никому не говори­те, а то надо мною будут смеяться. Однажды утром, ког­да я читал благодарственную молитву после причастия, я вдруг замечтался, и мне показалось, что я вижу обшир­ную, окутанную туманом долину, где было много лю­дей. Они шли, но казалось, что они потеряли дорогу и не знают, куда идти. "Эта страна, - сказал мне какой-то человек, проходя мимо меня,- Англия". Я хотел было спросить у него еще что- нибудь; но вдруг я увидел Вер­ховного Первосвященника, Пия IX: он был точно такой, как на портретах. Он величественно шел, неся в руках ярко горящий факел. По мере того, как он шел вперед, при свете этого факела туман рассеивался, и люди ока­зывались залитыми светом, как при полуденном солн­це. «Этот факел», - сказал мне друг, - «католическая вера, она должна просветить англичан».

Доменико не удалось увидеть Папу до смерти. Но в 1858 году, через год после его смерти, Дон Боско поехал в Рим; и среди множества важных дел, которые нужно было решить в Риме, он не забыл о поручении, доверен­ном ему Доменико. Во время частной аудиенции у Папы он рассказал ему об этой... мечте. Пий IX внимательно выслушал его, и заметил:

— Ваши слова утверждают меня в намерении энер­гично работать на благо Англии, и я уже с великой рев­ностью тружусь над этим. Ваш рассказ можно воспри­нять как совет святой души.

Знаменитый кардинал Салотти, комментируя это ви­дение Доменико, писал: "Юный святой увидел триум­фальную лондонскую манифестацию 1908 года. По слу­чаю Евхаристического Конгресса, проходившего там, двадцать тысяч юношей, стоявших на набережных Тем­зы, прошли к Собору св. Павла, и всех зрителей охватил трепет неописуемого волнения. А кардинал-легат, демон­стрируя величие католичества, проехал по улицам зна­менитого города, усыпанным цветами; и ликующий на­род исполнял духовные песнопения, приветствуя Евхаристию".

 

39. "За того из нас, кто умрет первым"

 

Ради того, чтобы в его обителях всегда царила безраз­дельная веселость, Дон Боско хотел, чтобы каждый месяц его дети проводили "Упражнение Доброй смерти".

Нужно серьезно задуматься о последнем дне своей жизни, о предстоящей встрече с Богом, и придти на ис­поведь так, как если бы это и в самом деле был после­дний день жизни.

Поначалу кажется, что это очень мрачный обряд: встают видения черных катафалков, холодных могил... От всего этого кровь застывает в жилах: какая уж тут веселость!

А на поверку, все оказывается как раз наоборот: ведь смерть страшна, если ее ожидаешь, как некий прыжок в бездну, страшна тому, кто не осмеливается заглянуть в глубину своей совести, ведь там - такие грехи, такой бес­порядок!

А если каждый месяц все приводишь в порядок, ког­да совесть чиста, и кажется, что Рай - вот он, совсем рядом, тогда смерть не страшна. Напротив, хочется петь, бежать, прыгать, потому что, что бы ни случилось, мы знаем, что мы - в добрых руках Божьих.

Тогда мальчики не пугаются, если тот, кто руково­дит молитвами, говорит: "А теперь, давайте, прочтем Отче наш и Радуйся, Мария, за того из нас, кто первым умрет".

Доменико тоже проводил свое "Упражнение Доброй смерти" каждый месяц.

Только, когда доходили до Отче наш и Радуйся, Ма­рия, он качал головой.

— Нужно говорить не "за того, кто первым умрет", -возражал он, - а "за Доменико Савио, который первым умрет".

В конце апреля 1856 года он еще раз поднялся в ком­нату Дона Боско.

—Дон Боско, - сказал мальчик, - я пришел, чтобы вы помогли мне хорошо пережить май месяц, месяц Ма­донны. Что я могу сделать?

Дон Боско сказал:

—Постарайся каждый день рассказывать твоим то­варищам о каком-нибудь хорошем поступке в честь Ма­донны; вот увидишь, это пойдет им на пользу.

—Я это сделаю, Дон Боско. А какую благодать мне попросить у Мадонны в Ее месяц?

—Попроси у Нее, чтобы Она даровала тебе здоровье телесное и душевную благодать, чтобы ты мог освятиться.

Услышав эти слова, Доменико задумался; потом про­должал совсем тихо, как бы про себя повторяя мысль Дона Боско:

—       Чтобы Она помогла мне освятиться... чтобы Она по­могла мне хорошо умереть... и чтобы в последние минуты жизни Она пребыла со мной, и повела меня в Небеса...

Дон Боско, внимательно следивший за своими маль­чиками, написал о Доменико так:

"Мне неизвестно, открыл ли ему Бог день и обстоя­тельства его смерти, или же это было всего лишь благо­честивое предчувствие. Но знаю, что он говорил мне о своей смерти значительно раньше, чем она пришла, и так подробно рассказывал, что невозможно было рассказать лучше даже после его смерти".

Дон Боско был немало озабочен этим. Он всячески старался умерить рвение Доменико в занятиях и в бла­гочестии. И, поскольку силы Доменико медленно тая­ли, Дон Боско позвал также лучших врачей города, по­просив осмотреть мальчика и постараться найти какие-нибудь лекарства.

Врачи пришли, осмотрели Доменико, расспросили его. Быстрота и живость его ответов изумили их. Но, когда речь зашла о лекарствах для этой слишком быст ро сгоравшей жизни, врачи печально покачали головой. Хотя в Париже Пастер уже сделал сенсационные откры­тия, обычную медицину в 1856 году можно было срав­нить с медициной амазонских племен сегодня. Врачи умели отворять кровь, очищать желудок, давали белые и черные пилюли, применяли кое-какие другие средства. Вот и все.

Дон Боско сохранил для нас слова доктора Валлау-ри, осмотревшего Доменико. То были слова доброго че­ловека, но медицину он знал не слишком-то хорошо. И, разумеется, не по своей вине. Расспросив Доменико, он сказал, оставшись наедине с Доном Боско:

—Какое сокровище - этот ребенок! Дон Боско спросил:

—Доктор, каково происхождение болезни, почему он слабеет с каждым днем?

—Хрупкое сложение, слишком раннее умственное развитие и постоянное душевное напряжение - это как бы пилы, незаметно подтачивающие его жизнь.

—       Какое же лекарство могло бы ему помочь?

В этот миг можно вообразить, что врач берет ручку и прописывает интенсивное лечение для восстановления сил: витамины, фосфор, уколы. А на самом деле профес­сор Валлаури с огорчением пожал плечами:

—       Самое лучшее средство - дать ему отойти в Рай. Единственное, что, возможно, немного продлит ему жизнь, - если он совсем бросит занятия и вернется на родину.

 

 

 

40. Накануне большого пути

 

Приговор медиков был совершенно ясен. Но Доме­нико было очень тяжело прервать занятия, оставить дру­зей, Ораторий, и особенно, Дона Боско. Жизнь в благо­честии была для него подобна кислороду; ведь он знал, что дома ему будет совсем нелегко ходить на мессу и при­чащаться. Придя к Дону Боско, он взмолился, прося ос­тавить его в Оратории. Но Дон Боско пишет: "Я во что бы то ни стало оставил бы его в обители, ведь я любил его, как отец любит сына, который более прочих детей достоен любви. Но совет врачей был столь настоятелен, что мне пришлось выполнить его".

И Доменико уехал. Стоял сентябрь 1856 года.

Прошло несколько дней. В начале октября, как обыч­но, Дон Боско вместе с группой мальчиков приехал к себе домой в Бекки, чтобы отметить праздник Мадонны Ро­зария. Доменико знал об этом, и, как только он убедил­ся, что Дон Боско приехал, он пошел пешком по холмам, побежал навстречу ему. По пути он встретил своего то­варища и закадычного друга Джованни Кальеро: тот шел в Кастельнуово побывать у своей матери. Домени­ко издали крикнул ему:

—       Кальеро, Дон Боско в Бекки?

—Да, я оставил его несколько минут тому назад со все­ми нашими друзьями. Как ты поживаешь, Доменико?

—Спасибо, хорошо. До скорого свидания! - и он при­бавил шагу.

Именно во время этой встречи Доменико и удалось вырвать у Дона Боско обещание вернуться. Из печаль­ного рассказа мальчика Дон Боско понял, что, остава­ясь дома и постоянно с тоской мечтая об Оратории, До­менико страдал сильнее, чем раньше, так что здоровье у него не улучшалось, а становилось хуже.

—       Хорошо; сделаем вот как, - сказал, наконец, Дон Боско. - Сейчас ты вернись домой и оставайся с родите­лями еще несколько недель. А как только тебе станет чуть получше, можешь вернуться, хорошо?

Прошли всего несколько недель, и Доменико, по обыкновению бледный, но сияющий улыбкой, вернулся в "свое родное гнездо", как он говорил.

Дон Боско не позволил ему вернуться к ежедневным занятиям.

 

Иногда Доменико ходил в школу, брал учебники, но больше, чтобы скоротать время.

Потом он занимался работой по дому, либо - и это нравилось ему больше всего - помогал заболевшим то­варищам.

Он говорил с улыбкой:

—       Я не ставлю себе в заслугу перед Богом то, что прислуживаю больным: по-моему, это самое большое удоволь­ствие!

Если он видел, что кто-то слишком озабочен своим здоровьем или чересчур серьезно относится к болезни, Доменико говорил:

—       В конце концов, ты что, думаешь, что это тело тебе навек дано? Придется смириться, что мало-помалу оно приходит в негодность, и, наконец, сойдет в могилу. Но вот именно тогда, милый мой, наша свободная, легкая душа и воспарит во славе в Небеса, и тогда-то у нас бу­дет такое чудесное здоровье, мы будем так счастливы!

Однажды один товарищ Доменико капризничал из-за горького лекарства. Можно было подумать, что его отравой поили: он и слышать не хотел о лекарстве! Тог­да Доменико стал доброй волшебницей:

—       Милый мой, лекарства, даже самые горькие, при­носят нам добро, значит, нам нужно их принимать. Ведь Бог велит нам заботиться о здоровье. Если же тебе это лекарство противно, тем больше будет твоя заслуга пе­ред Ним! Ты думаешь, что желчь, которую дали Иисусу, когда Он был на Кресте, была слаще? Ну, выпей, прине­си эту жертву!

Февраль 1857 года был самым суровым месяцем в Ту­рине. Доменико Савио сильно кашлял, день ото дня все больше бледнел.

Дон Боско опять вмешался:

— Доменико, мне не нравится твой кашель: он все никак не проходит. Тебе нужно вернуться домой. Там ты будешь в тепле и отдохнешь до весны.

Доменико посмотрел на него умоляющим взглядом. Дон Боско добавил:

—       Знаю, Доменико, тебе нелегко принести эту жерт­ву. Но нужно уехать. Ну, поезжай, принеси эту жертву!

Дон Боско написал отцу Доменико. Синьор Карло за эти годы с немалыми трудностями выучился читать и писать; он ответил, что первого марта он приедет за Доменико.

Вечером в последний день февраля Доменико в пос­ледний раз поднялся в комнату Дона Боско. Он хотел попрощаться с ним, попросить советов напоследок. Ка­залось, что ему никак не расстаться с Доном Боско.

—Мне жаль, что ты уезжаешь домой такой печаль­ный. Разве тебе не хочется побыть вместе с папой и ма­мой?

—Не в этом дело, Дон Боско. Я хотел бы умереть здесь, в Оратории.

—Не говори этого! Сейчас ты уедешь, немного по­правишься, а весной вернешься.

—Не будет этого, - улыбнулся Доменико и покачал головой. Я уезжаю и больше не вернусь... Дон Боско, мы с вами беседуем в последний раз. Скажите мне: что я еще могу сделать для Господа?

 

—Даруй Ему твои страдания.

—А еще что?

—       Отдай Ему твою жизнь, Доменико. Мальчуган задумался на несколько минут. Потом сказал:

—       Могу ли я быть уверен, что мои грехи прощены?

—Уверяю тебя именем Божьим, что все твои грехи прощены.

—И я могу быть уверен, что я спасусь?

—Да, по бесконечной благости Божьей, которая ни­когда не оставит тебя, ты непременно спасешься.

—А если дьявол явится, чтобы искусить меня, что мне сказать ему?

Дон Боско указал Доменико на большую табличку, висевшую на стене, которую три года назад они вместе перевели: "Da mihi animals, cetera tolli", и сказал:

—       Ты скажешь, что ты продал душу Иисусу, и Он ку­пил ее ценою Своей крови, чтобы освободить ее и унес­ти с Собою в Рай.

Доменико Савио задумался еще на миг, потом тихо спросил:

—Из Рая я смогу видеть моих друзей в Оратории и моих родителей?

—Да, - ответил Дон Боско, с трудом сдерживая вол­нение, - из Рая, если Господу будет угодно призвать тебя к Себе, ты увидишь все, что делается в Оратории, твоих родителей, все, что с ними произойдет, и много другого, еще более прекрасного.

—Но... смогу ли я иногда придти навестить их?

—       Если Господу будет угодно, ты сможешь придти. Над Ораторием нависла ночь. Начиналось большое путешествие, которое Доменико предстояло совершить в два этапа: из Турина в Мондонио, а из Мондонио в Рай.

 

41. Деньги на путешествие

 

Первого марта 1857 года было воскресенье.

В то утро проводилось Упражнение Доброй Смерти, и Доменико провел его в последний раз. Он исповедал­ся и причастился.

"Мне нужно провести его как следует, - сказал он Дону Боско, - наверное, для меня это и в самом деле бу­дет добрая смерть".

Оставшееся время он потратил, чтобы привести в по­рядок свои вещи. Прибрал свой ящичек. Потом попро­щался с каждым из друзей по отдельности и улыбнулся напоследок.

Одному мальчику Доменико был должен десять чентезимо и вернул их, сказав: "Я не хочу, чтобы Господь видел меня должником!"

Трогательнее всего Доменико попрощался с друзья­ми по Обществу Непорочной Девы. Он напомнил им о тех обязанностях, которые они взяли на себя в день ос­нования, напомнил о Гавио и Массалья.

Потом приехала отцовская двуколка, на которой До­менико должен был доехать до Мондонио. Он подошел к Дону Боско, чтобы в последний раз поцеловать ему руку, и печально улыбнулся.

—       Вы все-таки хотите, чтобы я уехал. Если бы я ос­тался, то я помешал бы вам всего несколько дней. Во вся­ком случае, да будет воля Господня. Молитесь, чтобы я мог хорошо умереть. Увидимся в Раю.

Он уже переступил порог, как вдруг вспомнил, что забыл очень важную вещь. Вернувшись к Дону Боско, Доменико сказал:

—Подарите мне что-нибудь на память о вас.

—С удовольствием. Проси у меня, что хочешь. Мо­жет, тебе нужны деньги на путешествие?

—Вот именно, - улыбнулся Доменико, - деньги на путешествие в вечность. Вы говорили нам, что получи­ли от Папы полное отпущение грехов на случай смерти. Могли бы вы внести меня в список тех, кому дарована индульгенция?

—Конечно, Доменико. Как только ты уедешь, я пой­ду к себе в комнату и впишу твое имя на листочке, кото­рый вручил мне Папа.

—Спасибо.

И Доменико уехал. Доехав до угла улицы, он пома­хал рукой, прощаясь со своим Ораторием, с друзьями.

Дон Боско, чья душа была полна скорби, долго смотрел вслед удалявшейся двуколке: уезжал его лучший воспи­танник, маленький святой: только три года он, по воле Мадонны, пробыл в Оратории.

 

 

42. Прощай, земля!

 

Доменико приехал в Мондонио поздно вечером. Ма­тушка Бриджида встретила его с распростертыми объя­тиями, братья и сестры очень обрадовались.

В первые дни надежда на выздоровление почти вер­нулась: кашель утих, вернулся аппетит. Казалось, что и в хрупкое тельце Доменико март вернет весну.

Но радость оказалась преждевременной. Вечером 4 марта Доменико вдруг почувствовал себя плохо. Силы покинули его. Вновь вернулся страшный кашель. При­шлось уложить мальчика в постель и позвать врача.

Пришел доктор Кафассо, осмотрел больного и зая­вил:

— Это воспаление.

В те годы так называли воспаление легких.

Что было делать? Доктор сделал то, что в те годы де­лали легочным больным все врачи: он решил пустить кровь из вены Доменико, чтобы утишить лихорадку. Это дурацкое лечение отправило на тот свет не одного боль­ного. Но в те годы другого делать не умели. Через четыре года таким же образом лучшие туринские врачи ускорят конец Камилло Кавура. А за три года до этого так же точ­но один хирург буквально убил Сильвио Пеллико.

Врач вытащил из своего сундучка бистури, обнажил худую, бледную руку Доменико, и сказал:

— Отвернись к стене, и попытайся не пугаться. Доменико улыбнулся:

— Что такое один маленький укол по сравнению с гвоздями, которые вонзили в руки и ноги Иисуса? Режь­те, доктор, не бойтесь, что мне будет больно.

Он смотрел, как сверкающим ланцетом врач разре­зал вену и медленно потекла кровь.

Еще несколько раз врач возвращался и продолжал свою пытку. Жар уменьшился, и врач решил, что насту­пило улучшение. Но то была лишь страшная, невероят­ная слабость.

— Папа, - сказал Доменико, когда врача не было, - пожалуй, пора посоветоваться с Небесным врачом. Я хочу исповедаться и принять Святое Причастие.

Карло Савио с радостью воспринял слова врача об улучшении состояния сынишки; но теперь просьба До­менико глубоко потрясла его. Не желая огорчать его, он сходил за священником, и тот исповедал мальчугана. Доменико попросил, чтобы Хостию ему принесли, как последнее причастие. Казалось, что это не нужно; но свя­щенник удовлетворил и это желание мальчика, и потом помог ему принести благодарность.

Дон Боско, которому сам священник рассказал о пос­ледних часах жизни Доменико, пишет:

"Доменико знал, что то было последнее причастие в его жизни...

Он вспомнил обеты, сделанные при своем первом при­частии. Не раз он сказал:

— Да, да, Иисусе, Мария, вы и сейчас, и всегда буде­те друзьями души моей. Я повторяю тысячу раз: лучше умереть, чем совершить грех".

Закончив благодарить, Доменико с величайшим спо­койствием сказал:

— Теперь я доволен. Да, мне предстоит долгое путе­шествие в вечность, но вместе с Иисусом мне нечего бо­яться.

Потом опять пришел врач, и вновь потекла кровь До­менико, оставив его еще бледнее и совсем без сил. Десять раз ланцет хирурга пронзал руку мальчика.

После десятого кровопускания (так называли тогда эту процедуру) у врача еще хватило дерзости сказать:

— Ну вот, все в порядке. Мы победили болезнь. Те­перь нужно только поправиться.

Но Доменико, почти обессилев, улыбнулся и сказал:

— Мы победили не болезнь, а жизнь. Мне нужно толь­ко хорошо предстать перед Богом.

Лишь только врач ушел, мальчик почувствовал, что наступает конец, и попросил соборовать его.

Отец и мать молча переглянулись в отчаянии. Что же делать? Врач уверил их, что теперь все хорошо; а Доме­нико хотел, чтобы его соборовали. Синьор Карло пошел позвать священника.

Пока еще священник не начал святой обряд, Доме­нико громко прочел такую молитву:

"Господи, прости мне мои прегрешения. Я люблю Тебя, я хочу Тебя любить вечно! Это таинство, которое Ты в безграничной Твоей благости даешь мне принять, да смоет с души моей все грехи, совершенные слухом, зре­нием, устами, руками и ногами; да освятят тело мое и душу мою заслуги Страстей Твоих! Да будет так".

Потом он четким голосом дал ответы на молитвы свя­щенника.

В конце обряда ему преподали папское благослове­ние с полным отпущением грехов. Доменико широко пе­рекрестился. И, наконец, собрав все оставшиеся силы, он повернулся к распятию, и прочитал несколько строчек, которые знал с детства:

 

Господи, вручаю Тебе всю мою свободу,

Вот силы мои и тело мое.

Все отдаю тебе, ибо все Твое, Боже,

В руки Твои отдаю всего себя.

 

Было 9 марта 1857 года. Быстро опускался вечер. До­менико говорил едва слышно, но речь его была спокой­ной и веселой. В последний раз пришел священник. До­менико встретил его своей чудесной улыбкой, они вмес­те прочли молитвы. Мальчик был столь спокоен, что свя­щенник подумал:

—       Что же мне ему сказать, чтобы подготовить его ко встрече с Господом? Ведь и так кажется, что он уже ви­дит Его!

Когда Доменико заметил, что священник уходит, он подозвал его, и с трудом прошептал:

—Прежде, чем вы уйдете, оставьте мне что-нибудь на память.

—Что же ты хочешь, сын мой?

—Какое-нибудь воспоминание, чтобы оно помогло мне, чтобы утешило меня.

—Вспомни о Страстях Господних.

—Страсти Господни... да пребудут в моей памяти... в моих устах... в сердце моем... Иисус, Иосиф, Мария, помогите мне в этот последний час... Иисус, Иосиф, Ма­рия.. . да уйдет в мире с вами душа моя...

Он совсем обессилел. Говорить было трудно; он ус­тал и уснул. Священник ушел, пообещав вернуться.

Но Доменико проспал не более двух десятков минут. Вдруг он проснулся, обвел вокруг себя взглядом и про­шептал:

—Папа, ну вот...

—Вот я, воскликнул отец, подбежав к нему. - Ты чего-то хочешь?

—Папочка, пора... возьмите мой молитвенник... чи­тайте мне молитвы Доброй смерти...

Услышав эти слова, мать разрыдалась и вышла из ком­наты. Бедный синьор Карло, глубоко страдая, открыл мо­литвенник Доменико и стал читать молитвы умирающих.

Последнее, что он прочел, были такие слова: "Когда, наконец, душа моя предстанет пред Тобой, не оттолкни ее. Да удостоишь Ты принять меня в лоно милосердия Твоего, дабы я вечно воспевал Тебе славу".

 

Доменико повернулся и с трудом сказал:

— Ах, папа, ведь этого-то я и хочу, вечно воспевать славу Господу!

Лицо его было серьезно и задумчиво; казалось, он раз­мышляет над важными вопросами. Потом он как будто проснулся, и ясным, веселым голосом сказал:

— Прощайте, папа... Ах, какое чудо я вижу!

 

Наступила ночь 9 марта 1857 года. Доменико родил­ся во второй раз - к жизни Небесной.

 

43. Он вернулся

Во время короткой болезни мальчика, священник из Мондонио писал о Доменико Дону Боско. Друзья До­менико каждый день ожидали, что известие об улучше­нии подтвердится. Но вот пришло письмо отца, отправ­ленное 10 марта. Он писал:

 

"Досточтимый Дон Боско!

Со слезами на глазах сообщаю Вам самую горестную весть на свете: мой возлюбленный сын Доменико, Ваш воспитанник, отдал душу Богу вчера вечером, 9 марта, получив пресвятые дары и папское благословение..."

 

Немного было столь печальных известий в долгой жизни Дона Боско!

Он опечалил всех ребят в Оратории. Многие плака­ли. Умер друг, умевший развеселить их, когда было гру­стно...

Профессор дон Пикко, последний учитель Доменико, сильно опечалился, узнав о его смерти; как только он вер­нулся в аудиторию, где Доменико был примером для всех, профессор вспомнил о нем с глубоким волнением в очень теплых словах. Я приведу некоторые из них:

"Что я могу вспомнить о Доменико? ... Он всегда от­личался похвальным поведением, спокойствием, усердием и тщательным выполнением долга: всегдашним вни­манием к моим словам... Вы были свидетелями его жиз­ни: скажите же, видел ли кто-либо из вас, чтобы хоть од­нажды Доменико пренебрег исполнением своего долга? Мне кажется, я вижу, как он входит в класс, чистый, как ангел... А сколь жарко он молился, и лицо его всегда было обращено к небу, которое вскоре должно было стать его жилищем!... Пусть же он будет вам примером, под­ражайте ему в добродетели, пусть же душа ваша будет такой же чистой, как и у него, чистой пред лицом Божь­им, чтобы, когда Господь призовет вас, вы могли отве­тить Ему с радостным лицом, с улыбкой на устах, как ваш замечательный товарищ".

Дон Боско тоже вспомнил о Доменико в тот вечер пе­ред всеми ребятами из Оратория. Ему с трудом удалось справиться с волнением. Напряженное молчание, с ко­торым мальчики слушали его, показывало, сколь силь­на была всеобщая печаль.

Но вскоре Дон Боско смог сказать, что Доменико вер­нулся.

Синьор Карло Савио иногда приезжал в Ораторий, как бы совершая паломничество к местам, где его сын про­жил самые прекрасные годы; он-то и рассказал Дону Бос­ко, не без колебания, о некоем удивительнейшем событии.

Прошли тридцать дней; и бедный отец, все еще глу­боко скорбевший о смерти сына, не мог спать. Вдруг однажды ему показалось, что потолок его комнаты от­крылся, и стало светло, как днем. В этом удивительном свете вдруг появился Доменико, с радостным, улыбаю­щимся лицом, но вместе с тем, величественный и необы­чайно прекрасный. Карло Савио был вне себя от изум­ления; потом он пробормотал:

—       Ах, Доменико, Доменико! Как ты? Где ты? Ты уже в Раю?

—       Да, папочка, - ответил мальчуган. - Я действи­тельно в Раю.

—       Ах, Доменико... Если Господь даровал тебе эту великую благодать, моли Его за твоих братьев и сес­тер, чтобы однажды и они могли придти к тебе... И моли Его и за нас с мамой, чтобы мы все спаслись, и все смогли встретиться в Раю.

Доменико улыбнулся своей мягкой улыбкой:

—       Да, папочка. Да, я буду молиться.

Свет исчез, и комната опять погрузилась в темноту.

Доменико вернулся и в Ораторий. Товарищи Доме­нико чувствовали его доброту, как в былые времена. Каждый день мальчики сообщали Дону Боско о какой-то благодати, полученной его заступничеством. Один мальчик, страдая сильной зубной болью, призвал на по­мощь Доменико, и вмиг поправился. Другой, страдая сильнейшей лихорадкой, в присутствии Дона Боско призвал на помощь Доменико, и лихорадка тотчас про­шла. Ну, разве он не был некогда всеобщим санитаром? И продолжал им быть! И многие ребята с огромной ве­рой писали в тетрадках: "Савио, помоги мне!" Как буд­то Доменико все еще сидел с ними рядом на скамейке, по-прежнему улыбаясь.

 

44. Знаменитый сон

 

Дон Боско тоже увидел Доменико.

Шел 1876 год. Прошли уже почти двадцать лет после смерти Доменико. То были годы работы, сверхчеловечес­ких трудов. Родилась Салезианская Конгрегация. Уже отправились первые миссионеры в Патагонию; их воз­главлял товарищ Доменико, Джованни Кальеро. Теперь он был священником; вскоре ему предстояло сделаться епископом, а затем кардиналом. Уже была учреждена пер­вая салезианская обитель во Франции, в Ницце.

Дон Боско был в салезианском колледже в туринском Ланцо.

Это случилось ночью 6 декабря. Вот как он сам рас­сказывает об этом:

"Вдруг мне показалось, что я нахожусь на маленькой возвышенности, у громадной долины, края которой ос­тавались невидимыми взгляду. Долина была голубой, как море в штиль. Но то не было море: казалось, что это -сверкающий, твердый хрусталь. Долина разделялась на обширные сады несказанной красоты... А в этих дивных садах я видел великолепные здания, просторные, прекрас­ные и удивительно стройные. Я подумал: "Ах, если бы у меня был один лишь такой дом для моих ребят. .."И вне­запно раздалась нежнейшая музыка... Казалось, зазвучали сотни инструментов райского оркестра... И бесконеч­ной мощи хор людских голосов пел: "Слава, слава Богу, Отцу Всемогущему, Творцу вселенной..."

Пока я слушал эту дивную музыку, вдруг увидел я ог­ромную толпу мальчиков. Я знал некоторых из них: то были мои воспитанники из Оратория; других же, а их было так много, как звезд на небесах, я никогда не видел. Этот громадный кортеж двигался ко мне, и впереди пего шел Доменико Савио.

И вот все остановились, музыка смолкла. Вспыхнул яр­кий свет. Доменико подошел так близко ко мне, что, про­тянув руку, я мог бы дотронуться до него. Он в молча­нии смотрел на меня и улыбался.

Как он был прекрасен! Белоснежный плащ окутывал его до самых ног; он был заткан золотом и усеян алмаза­ми. Широкая красная перевязь была на талии. На шее был букет цветов из драгоценных камней, несказанной кра­соты. Эти цветы сверкали так ярко, что, казалось, го­товы были поспорить свои блеском с сиянием весеннего утра. И лик его был столь светел, что почти невозмож­но было глядеть на него. Казалось, что это ангел. Я думал: что же все это означает? Как я-то здесь очутился? ... Но Доменико улыбнулся и сказал мне:

—        Почему ты молчишь? Почему ничего не скажешь? Я пролепетал:

—        Не знаю, что и сказать... Ведь ты - Доменико Са­вио?

—Да, это я. Ты больше не узнаешь меня?

—Но почему ты здесь?

—        Я пришел, чтобы побеседовать с тобой, — ласково сказал Доменико. Помнишь, сколько раз мы беседовали на земле? Сколько знаков дружбы и любви ты подал мне! И я, с каким доверием относился к тебе! Почему же ты так испуган? Почему ты дрожишь? Спроси же у меня что-нибудь.

Тогда, набравшись смелости, я спросил:

—Где же мы?

—Мы в местах блаженства.

—Значит, это - Рай?

—        О, нет! - улыбнулся Доменико. - Здесь радуются не вечному блаженству, а только естественному блажен­ству, возросшему благодаря всемогуществу Божьему.

—        Но чему же вы радуетесь в Раю?

—        Я не могу этого сказать! Никто не может знать этого, прежде, чем соединится с Богом в будущей жиз­ни. Мы радуемся Богу, вот и все!

Я несколько ободрился и спросил у Доменико:

—        Почему у тебя столь прекрасное белоснежное пла­тье?

Доменико не ответил мне, по хор снова запел, и я ус­лышал: "Вот те, кто препоясал чресла умерщвлением, и омыл одежды свои в Крови Агнца..."

—        Но почему же, - вновь спросил я, когда отзвучала эта музыка, - почему у тебя па талии красный пояс?

И на этот раз Доменико не ответил мне, но я услы­шал пение:

"Это те, кто хранил целомудрие, кто следует за Божественным Агнцем всюду, куда бы Он ни пошел ".

Тогда я понял, что этот кроваво - красный пояс сим­волизирует великие жертвы, мучительные усилия над са­мими собою и почти мученичество, претерпеваемое, что­бы сохранить добродетель целомудрия: как если бы тот, кто решил сохранить целомудрие пред лицом Божьим, был готов отдать свою жизнь; и еще он - символ покая­ния, очищающего душу от грехов...

—Скажи мне, Доменико, - продолжил я, - почему ты впереди этого большого кортежа?

—Я — посланец Божий.         ,

—Тогда поговорим о важном. Что ты скажешь мне о прошлом?

—В прошлом твоя Конгрегация уже принесла много блага. Многие души спаслись. Но их было бы еще больше, если бы твоя вера была больше, если бы ты больше дове­рял Господу.

Я тяжко вздохнул... а потом сказал:

—        Что ты скажешь о настоящем?

Доменико показал мне роскошный букет цветов, ко­торый был у него в руках. То были розы, фиалки, настур­ции, лилии, анемоны и бессмертники. Он протянул его мне и сказал:

—Взгляни!

—Я вижу... но не понимаю!

—Принеси его твоим детям, чтобы они могли пода­рить его Господу. Пусть у каждого будет такой букет, чтобы никто не остался без него!

—Но что означают эти цветы?

—Как, ты не знаешь? А ведь ты должен это знать! Роза символизирует любовь, фиалка - смирение, настур­ция - знак частого причащения, лилия - той прекрасной добродетели, о которой сказано: они будут, как ангелы на Небесах, знак целомудрия. А бессмертник показыва­ет, что все эти добродетели должны сохраняться все­гда: постоянство.

—Скажи, Доменико: ты хранил на земле все эти доб­родетели; что же утешило тебя более всего в момент смерти?

—Более всего меня утешила в мой последний час по­мощь всемогущей, возлюбленной Матери Божией! Ска­жи это твоим детям. Пусть не забывают молиться Ей, пока живы!...

—А мне что ты скажешь, Доменико?

—О, если бы ты знал, сколько тебе еще предстоит сражаться во славу Господню!

—А мои дети? Они на верном пути? Скажи мне, как я могу им помочь.

—Твоих детей молено разделить на три группы. Взгляни па вот эти списки.

—Я посмотрел: на первом списке было написано сверху – «неуязвимые». То были те, кого дьявол не мог уязвить, кто со­хранил целомудрие. Их было много, и я увидел их всех, и на­стоящих, и будущих. Они шли одним путем, хотя в них со всех сторон летели стрелы и копья. Все эти орудия, образо­вывавшие как бы частокол по обеим сторонам пути, летели в них и вонзались в их тела, но не причиняли им вреда.

—Потом Доменико дал мне другой список. На нем было написано: «уязвленные». То были те, кто был лишен благо­дати Божьей, но теперь, восстав, излечил раны, покаял­ся и получил прощение. Их было еще больше, чем первых. Я прочитал список и всех их увидел. Многие шли удру­ченные, повесив голову.

В руках у Доменико был и третий список. На нем было написано: «Оставшиеся на дурном пути». Там были запи­саны имена всех, кто утратил благодать Божью. Я хо­тел прочесть этот список, и уже протянул руку. Но До­менико сказал мне с живостью:

 Нет, подожди минуту. Когда ты откроешь этот список, из него изойдет такое зловоние, что ни ты, ни я не вынесем его. Ангелам придется отступить в ужасе. Святой Дух испытывает отвращение от страшного зло­вония греха... Теперь возьми, прочти его, и извлеки из него урок для твоих сыновей.

И, сказав это, он удалился, как бы убегая от греха.

Я открыл лист. В нем не было имен, но во мгновение ока предо мною предстали все занесенные в этот список. Я увидел их всех с великой горечью... Я увидел и тех, кто числится среди товарищей славными мальчиками, даже отличными, но на самом деле, увы, не таков...

Но, когда я открыл этот лист, столь сильное злово­ние распространилось вокруг, что выносить его было не­возможно. У меня тотчас же сильно разболелась голо­ва, и началась столь неукротимая рвота,что я думал, будто умираю.

Все потемнело вокруг меня. Видение Рая исчезло. В тот же миг блеснула молния, и загремел столь сильный удар грома, что я проснулся перепуганный. Оглядевшись вокруг себя, я увидел мою комнату.

Все исчезло".

 

 

45. "Что же нам еще нужно?"

 

Однажды кто-то услышал, как Дон Боско восклик­нул:

"Если бы я был Папой, я бы без промедления кано­низировал нашего Доменико Савио". Он был глубоко убежден, что однажды Церковь канонизирует его, как и святого Людовика Гонзага.

Для того, чтобы события его короткой жизни не за­былись, Дон Боско попросил друзей Доменико записать все, что они помнили о нем. Объединив воспоминания всех, он хотел написать краткую биографию мальчика, которая могла бы принести благо молодежи.

Уже в 1859 году, всего через два года после смерти Доменико, Дон Боско подарил ребятам из Оратория "Жизнь Доменико Савио". В книге рассказывались те эпизоды, которые все помнили.

Эта небольшая книжечка быстро разошлась по свету и принесла благо многим ребятам. Вскоре оказалось, что нужно "что-то сделать", чтобы канонизировать Доме­нико Савио.

Вначале дело казалось очень трудным. Впервые за почти две тысячи лет существования Церкви предла­гали канонизировать ребенка. В момент смерти Доме­нико еще не исполнилось и 15 лет! Теологи в Ватикане задавали вопрос, на который многие считали почти не­возможным ответить: "Может ли 15-летний мальчик достичь святости?"

Эту проблему поручили рассмотреть в особенности монсиньору Салотти; позже ему суждено было стать кар­диналом. Личность Доменико столь очаровала его, что он тотчас же заговорил о нем с папой Пием X. Вот как сам монсиньор Салотти описывает эту беседу:

—Святой Отец, что Вы думаете о Доменико Савио?

—Что я о нем думаю? - воскликнул Святой Отец. -Вот кто - истинный пример для молодежи нашего вре­мени! Отрок, уносящий в могилу полученную при креще­нии невинность, кто за свою короткую жизнь не обнару­жил никакого недостатка, - настоящий святой. Чего же нам еще нужно?

—И все же, Ваше Святейшество, когда 11 февраля прошлого года было начато дела о беатификации, и мне доверили честь вести это дело, кое-кто мне заметил, что Савио слишком молод, чтобы причислять его к лику свя­тых.

Тем более его следует канонизировать, - отпари­ровал Первосвященник. - Ведь юноше столь трудно в со­вершенстве сохранить все добродетели! А Савио это удалось. Я прочел его биографию, описанную Доном Бос­ ко, и почувствовал, что он был удивительным отроком, достойным того, чтобы его указывали, как пример со­вершенства.

Тогда я заметил Его Святейшеству, что молодежь питает к маленькому Савио великую любовь... А Пий X с радостью добавил:

—Постарайтесь продвинуть дело... Не понадобит­ся долго изучать эту столь короткую и простую жизнь, поэтому не теряйте времени: продвигайте его дело.

—Святой Отец, я пишу жизнеописание этого юно­ши, и в нем я расскажу не только то, что уже рассказа­но Доном Боско, но также все, что рассказывали или пи­сали о нем его соученики.

—Если вы быстро закончите это жизнеописание, -сказал Папа, - принесите мне экземпляр. Я с удовольстви­ем прочту его.

Монсиньор Салотти вышел из комнаты со слезами на глазах. Через тридцать дней Пий X умер. Закончив рукопись Жизнеописания Доменико Савио, монсиньор Салотти спустился в усыпальницу Собора святого Пет­ра, и на несколько минут положил рукопись на могилу Пия X. Преклонив колени, он сказал:

"Вот, Святой Отец, я принес Вам мой труд. Благо­словите же его с Небес, ради славы Доменико Савио".

 

 

46. На алтаре, рядом с Иисусом

13 августа 1915 года

Его святейшество Бенедикт XV дает в Ватикане час­тную аудиенцию дону Франчезиа, бывшему учителю Доменико Савио. На рабочем столе Папы лежит откры­тая книга; он показывает ее Франчезиа: это - жизнеопи­сание Доменико, выполненное монсиньором Салотти. Папа с волнением говорит:

— Я читал Жизнеописание Доменико, выполненное Доном Боско, когда я был еще ребенком. Мы прочитали его вместе с моими братьями и матерью... Я думаю, его жизнеописание понравится нынешней молодежи, боль­ше чем биография св. Людовика Гонзага, и принесет больше пользы. Доменико приведет в восторг ребят: они почувствуют, что он такой же, как и они.

 

9 июля 1933 года

Пий XI провозглашает Доменико Савио "достопоч­тенным", потому, что долгие, тщательные исследования теологов показали, что он героически соблюдал все доб­родетели.

Папа, лично знавший Дона Боско, выступает в тот день с замечательной речью, вспоминая милый образ До­менико и его великого наставника, Дона Боско. Он дает определение Доменико: "Маленький, нет, огромный ве­ликан духа". И подводит итог его жизни в трех словах: "Целомудрие - Милосердие - Апостольское служение".

 

5 марта 1950 года

Комиссия, состоящая из врачей и теологов, тщатель­но рассмотрела и признала чудесными два случая исце­ления, происшедшие заступничеством Доменико Савио.

7-летний Альбано Сабатино из Сиано (Салерно) ис­целился заступничеством Доменико, уже находясь в со­стоянии агонии из-за тяжелой формы заражения крови и нефрита. Врач уже написал свидетельство о смерти ре­бенка!

16-летняя Мария Консуэло Морагас из Барселоны внезапно исцелилась от двойного перелома локтевого су­става. Во время новены достопочтенному Доменико Са­вио распухшая рука, не находившаяся в гипсе и сломан­ная в двух местах, внезапно совершенно исцелилась.

Пий XII провозглашает Доменико Савио блажен­ным, и его хрупкая фигурка подростка появляется в славе огней, в картине Бернини. Папа преклоняет колена пе­ред ним, и молит его за всю молодежь в мире.

 

12 июня 1954 года

Еще два чуда произошли заступничеством Домени­ко Савио.

Мария Джанфреда, мать шести детей, умирала от внутреннего кровотечения; врачи ничего не могли сде­лать. Она исцеляется заступничеством Доменико, и воз­вращается к семье.

Антонина Мильетта, страдавшая тяжелой формой си­нусита, перед болезненной, тяжелейшей операцией мо­лит Доменико исцелить ее ради четверых детей. 9 марта, в годовщину смерти Доменико, она исцелилась до на­чала операции.

12 июня 1954 года Пий XII провозгласил Доменико Савио святым. На огромной площади св. Петра празд­нично сияло солнце; со всех концов земли съехались ты­сячи молодых людей: они хотели приветствовать перво­го святого, который был таким же, как и они: первого 15-летнего святого.